И все полно торжественной хвалою,
И солнце льет лучи свои с небес,
И носится тогда над радостной землею Победный клик: Христос, Христос воскрес!
(Н.П. Аксаков)
Наконец, воскресение Христово есть торжество человеческого прогресса, человеческой культуры.
Ведь если Христос не воскрес, то нет никакого смысла в прогрессе. Прогресс обесценивается, теряет свою силу, становится пустым словом. В самом деле, к чему тогда вся эта лихорадочная, непрерывно текущая мировая работа? Какой толк в ней? Какому Богу приносятся в жертву и жизнь, и здоровье, и покой, и свобода? И во имя чего все эти скорби, унижения, падения, слезы, плач и скрежет зубов?
Говорят, во имя спасения человечества, во имя будущего, когда наступит рай земной, когда не будет на земле ни страданий, ни мучений, когда будет одно сплошное «благоденственное и мирное житие».
Но позвольте, как справедливо заметил в «Подростке» Ф.М. Достоевский:
«...Зачем я непременно должен любить моего ближнего или ваше там будущее человечество, которое я никогда не увижу, которое обо мне знать не будет и которое, в свою очередь, истлеет без всякого следа и воспоминания, время тут ничего не значит, когда земля обратится, в свою очередь, в ледяной камень и будет летать в безвоздушном пространстве с бесконечным множеством таких же ледяных камней, то есть бессмысленнее чего нельзя себе представить? Вот ваше учение. Скажите, зачем я непременно должен быть благороден, тем более, если все продолжается одну минуту?
Один чрезвычайно умный человек говорил, между прочим, что ничего нет труднее, как ответить на вопрос: “Зачем непременно надо быть благородным?” Видите ли-с, есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные, — то есть убежденные, что их подлость есть величайшее благородство, подлецы стыдящиеся, — то есть стыдящиеся собственно подлости, но при непременном намерении все-таки ее докончить, и, наконец, просто подлецы, чистокровные подлецы. Позвольте-с: у меня был товарищ Ламберт, который говорил мне еще шестнадцати лет, что когда он будет богат, то самое большое наслаждение его будет кормить хлебом и мясом собак, когда дети бедных будут умирать с голоду; а когда им топить будет нечем, то он купит целый дровяной двор, сложит в поле и сожжет там же, а бедным ни полена не даст. Вот его чувства! Скажите, что я отвечу этому чистокровному подлецу на вопрос: почему он непременно должен быть благородным? И особенно теперь, в наше время, которое так переделали, потому что хуже того, что теперь, никогда не бывало. В нашем обществе совсем не ясно, господа. Ведь вы Бога отрицаете, подвиг отрицаете, какая же косность, глухая, слепая, тупая может заставить меня действовать так, если мне выгоднее иначе? Вы говорите: “в разумном отношении” к человечеству есть тоже моя выгода; а если я нахожу все эти разумности неразумными? Да черт с ними и до будущего, когда я один только раз на свете живу. Позвольте мне самому знать мою выгоду; оно веселее; что мне за дело до того, что будет через тысячу лет с вашим человечеством, если мне за это, по вашему кодексу, — ни любви, ни будущей жизни, ни признания за мной подвига? Нет-с, если так, то я самым преневежливым образом буду жить для себя, а там хоть бы все провалитесь».
