Повесть о втором советнике Хамамацу (Хамамацу-тюнагон моногатари). Дворец в Мацура (Мацура-мия моногатари) | страница 30



, и веду унылое, пустое существование. Вы рассудительны и прекрасно во всем разбираетесь. Сейчас вы один являетесь моей опорой, только вы успокаиваете мое сердце. Если бы вы чувствовали обычное дружеское расположение к Тюнагону, я бы к нему относилась так же; но ваше признание так глубоко потрясло меня, и я ощущаю такие глубокие чувства к нему, что я и сама хотела бы видеться и беседовать с ним, не стесняясь ничьих взглядов.

Она и раньше была расположена к Тюнагону, он становился ей все милее, а после рассказа принца ей хотелось, не обращая ни на кого внимания, встречаться с ним. Но Первая императрица и другие наложницы распространяли о ней отвратительные сплетни и только ждали повода, чтобы погубить ее; и если бы пошли толки, что она, отдалившись от государя, ведет беседы с японским путешественником, она сама погибла бы, а ее сын и Тюнагон оказались бы в чрезвычайно трудном положении. По этой причине она воздерживалась от встреч с Тюнагоном.

7

Тюнагон о чувствах императрицы не догадывался и мечтал еще раз увидеть ее. «Издали она кажется похожей на японку, но своей манерой говорить совершенно отличается от Ооикими», — думал он. Императрица завладела его помыслами, но он ни на мгновение не забывал о своей родине.

Однажды, когда он невольно забылся, к нему приблизилась дочь генерала. Она казалось страдающей, глаза ее были устремлены в пустоту. Тюнагон хотел было рассказать ей о тоске по ней, которой постоянно была охвачена его душа, но в это мгновение Ооикими, роняя слезы, произнесла:

— Знаешь ли ты,
Кто виной,
Что я в море слез
Погрузилась
И стала рыбачкой?[101]

Тронутый ее печалью, Тюнагон сам горько заплакал и, залитый слезами, проснулся. Он долго находился под впечатлением сна. «Если Ооикими так неотступно думает обо мне после моего отъезда, то любовь ее ко мне велика. Я бездумно сблизился с ней, очень скоро оставил ее и отправился в дальнее плавание. Что она думает обо мне?» — размышлял он и уже не во сне, а наяву проливал слезы.

«Увидел во сне:
В стране, где солнца восход,
В сумерки
Сосны на взморье
С любовью меня вспоминают»[102], —

сложил он. Тюнагон вспомнил Ооикими, которая на рассвете в момент их прощания не могла сдержать своей печали и на которую нельзя было смотреть без жалости. «Если не прервется моя жизнь и я возвращусь в Японию, смогу ли загладить обиду, которую я причинил, покинув ее? Она, наверное, стала-таки женой принца Сикибукё. В таком случае положение Ооикими, любившей меня, очень печально», — размышлял он. Несколько дней Тюнагон не мог думать ни о чем другом.