– Ты еще кое-что кроме этого, – сказал я Милли. Ее глаза были такими ясными и полными жизни, и я заметил это даже в темноте кабины грузовичка, чувствовал, что вижу саму ее суть. И даже если не понимал Милли до конца, то очень этого хотел
– Это сладкая часть вечера? – спросила она, прижимая ладони к моей груди.
Я кивнул. Мои пальцы пробежались по ее обнаженной спине, а затем я обхватил ее идеальные полушария. – Это самые сладкие груди из всех, что я видел, пирожок.
– Милли, – сказала она, хотя улыбка на ее губах говорила о том, что Милли нравились эти милые прозвища.
– Верно, – я склонился, целуя ее упругие холмики, посасывая напряженные маленькие соски, подразнивая и чуть прикусывая их зубами.
Она тихо вздохнула.
– Ты делаешь меня…
– Какой? – спросил я, сжимая ее груди обеими руками. – Какой я тебя делаю?
– Такой влажной.
Я застонал от охватившего меня при этих ее словах желания.
– Правда? – спросил я, мой член становился еще тверже от мыслей о ее мокрой киске. Я скользнул рукой под юбку Милли и прижал ее к лону. Трусики были такими влажными, я отодвинул их в сторону и толкнулся пальцами внутрь. – Боже, а ты не врала.
– Я никогда не вру, – простонала Милли, когда я начал трахать ее, стараясь доставить удовольствие. Второй ладонью я обхватил ее зад, сжимая его, когда Милли выгнула спину, ее грудь словно умоляла меня, чтобы я полакомился ее жаждущей плотью.
– Твоя киска такая мокрая и тугая.
– Тебе нравится это? – спросила Милли, покачивая бедрами, все больше приближаясь к оргазму. Ее дыхание стало поверхностным, когда она пальцами зарылась в свои волосы, приподымая их вверх.
– Я, мать твою, обожаю это, – сказал я. Кожа Милли была такой чертовски теплой и мягкой, я желал, чтобы она оказалась полностью обнаженной в моих руках с ногами, обернутыми вокруг меня, а наши тела сливались воедино, становясь одним нераздельным целым.
Я продолжал толкаться в нее, ее маленькая киска стала совершенно мокрой.
– О, боже, я сейчас кончу, – прохныкала она, откидываясь назад, пока спиной не уперлась о приборную панель.
Моя рука была покрыта соками ее освобождения, когда Милли закричала:
– О, твою мать, трахай меня, черт, да!
От ее слов мой член стал каменно твердым, а когда оргазм Милли пошел на убыль, дыхание с трудом вырывалось из ее груди, а глаза блестели.
– Мне нравиться, насколько ты громкая. Не ожидал такого.
Милли спрятала лицо в ладонях.
– Омойбог. Я не понимаю, что со мной произошло.
Я нежно отвел ее руки в стороны.
