Модноверие [Авторский сборник] | страница 75

И не то чтобы особую гордость чувствуешь за родную культуру, глядя на бесчувственное тело, но невольно припомнишь великих наших мастеров – Есенина там, Твардовского, – и задумаешься: а, скажем, Байрон какой-нибудь или даже Киплинг, они бы так смогли?

Можете себе представить, что на улице Горького у памятника Пушкину валяется Киплинг и лыка не вяжет?..

Вот и мы не можем. О чем и речь.

Поэтическое восприятие действительности и безжалостное обращение вечных русских вопросов на себя – с горечью поражения, слезами раскаяния и мучительной болью за бесцельно прожитые годы, – безусловно роднило Колю со знаменитыми мастерами слова. Коля был существом рефлексивным и страдающим от дисгармоничности мира. Фигура без малого трагедийная. Увы, именно самой малости не хватало Коле, чтобы встать с классиками в один ряд. Он мог только валяться поблизости, у подножия. Коля вырос человеком искусства без искусства в руках. Обычно такие всю жизнь пишут Большой Русский Роман. Коля даже не пытался. Глубоко осознавая свое несовершенство, он не дерзал. Он знал, как надо выражать русскую душу в словах, и был уверен, что так не сумеет даже приблизительно.

Во время дружеских застолий, где-то после состояния, когда еще в самый раз, и перед тем, когда уже ничто не слишком, наставал обычно патетический момент: Коля вдруг отлучался – и возвращался с книгой. Мягко, вкрадчиво, ласково, он читал вслух Бунина – про русские просторы и уютное мелкопоместное житье-бытье, про ужин при свечах и пыхтенье самовара…

– Вы только послушайте! – восхищался Коля. – «На скотном дворе, весь день пустом, с ленивой грубостью скрипели ворота, когда мы из всех своих силенок приотворяли их…» С ленивой грубостью! Всего два слова – и прямо видишь эти ворота, слышишь их…

– Старик, ты гений! – говорил Колин закадычный друг, фотокор Саша Слонимский.

Голос у него был зычный, под стать могучей фигуре, и дежурная фраза «шестидесятников» в устах Саши звучала веско – впору поверить, что Коля и правда если не законченный гений, то вроде того.

Как минимум, никто не думал Слонимскому возражать. У него ручища – тяжеленный кофр с аппаратурой и непременным «у нас с собой было» поднимает двумя пальцами. Объясняй потом, что он тебя неправильно понял.

– Это Бунин – гений! – отмахивался Коля. – А я… Кто сейчас так пишет? Никто! Потому что никому не надо! Потерянное искусство. Утрачено за ненадобностью… А стихи у него какие! Вот послушайте. Это о Родине.