.] Я понимал, что все надежды быть прочитанным и услышанным на моей родине могут из-за отъезда рухнуть, и написал письмо М. С. Горбачеву. В нем я просил дать мне возможность уехать всего на два года с женой и сыном в США (дочь осталась бы в СССР), чтобы читать лекции в американских университетах. Я думал, что раз мифическая секретность больше не преследует меня, то я могу воспользоваться правами, записанными в Конституции СССР.
Горбачев был в это время в США и вел переговоры с Рейганом, во всем мире царила эйфория — еще бы, впервые за много лет американцы и русские нашли общий язык по серьезным вопросам!
1 и 9 января 1988 года появилась первая моя публикация в СССР за годы моей жизни в качестве «отказника»: «Огонек» напечатал в двух номерах большой очерк о разгроме генетики.
Вот как это произошло.
За день до наступления 1988 года меня срочно пригласили в редакцию «Огонька», где уже несколько месяцев лежала моя статья о Лысенко и Сталине. История с запрещением генетики в СССР была и остается одним из самых возмутительных проявлений политического диктата в сфере науки. Этот запрет повлек за собой отставание СССР на многих направлениях научных исследований — и не только в биологии, но и в медицине, сельском хозяйстве, ветеринарии и других областях. Статья была насыщена фактами и содержала ранее неизвестное письмо Лысенко Сталину, и когда я прочел эту статью друзьям, они в один голос заявили, что никто и никогда в Советском Союзе не решится ее опубликовать.
И вот неожиданно мне объяснили по телефону, что статья идет в ближайший номер. Я приехал в редакцию утром, а вышел из нее поздней ночью. При мне был набран в типографии текст, его прочитали еще раз редакторы, затем в течение пяти часов две дамы, знавшие, казалось, всё на свете и державшие в своих шкафах советские энциклопедии, справочники, решения съездов партии, проверили все до единой даты, цифры, имена и фамилии, встречавшиеся в статье. Иногда они звонили кому-то, и минут через двадцать из недр огромного здания издательства «Правда», в котором располагается редакция «Огонька», им приносили старые подшивки газет, давно изъятые из подавляющего большинства библиотек страны.
В тех случаях, когда я приводил факты, нигде не опубликованные, они требовали подтверждений, и я прямо из редакции много раз звонил старым московским генетикам, а также в Ленинград, Киев и другие города, связывая по телефону редакторов с оставшимися в живых людьми, которые подтверждали тот или иной факт и обещали прислать позже письменные подтверждения.
