— Кстати, как ты сюда прошел? Получил наконец фальшивое удостоверение?
Адам тряхнул головой.
— Сто долларов.
— Отличный ход.
— Я учился у лучших.
— Тогда давай вспомним еще что-нибудь, чему я тебя учил, кроме взяток.
Адам скрестил руки на груди.
— Что это за фальшивая улыбка?
— Фальшивая? В смысле? — он указал на свое лицо. — Эта милашка — результат ничего другого, как чистого настоящего счастья. Жизнь прекрасна. И хмуриться не от чего. Может, тебе стоит помнить об этом время от времени. — он знал, что убедительно играет свою роль, но уже начинало сводить щеки от такого усердия. — Во всяком случае, рад был тебя видеть. Я бы хотел, чтобы ты остался, но уверен, что сейчас ты должен идти домой. Пока — пока.
— Нет, я остаюсь и присмотрю за тобой.
— Не понял, что? — сказал Фаррелл, сменив улыбку на поднятую бровь и скривив губы. — Что заставляет тебя думать, что мне нужна сиделка?
— Сколько меток у тебя сейчас? — внушительно спросил Адам, не отвечая на оскорбительный выпад. — Маркус уже нанес тебе третью?
— А это имеет значение?
— Не знаю. Имеет ли значение, что бессмертный бог смерти держит тебя с помощью трех очень сильных заклинаний послушания и поэтому ты превращаешься в его безропотного раба? Да, я бы сказал, имеет, и я в этом абсолютно уверен.
Фаррелл допил из своего стакана. Он с грохотом поставил пустой стакан на ближайший столик, схватил мертвой хваткой брата за руку, и потащил по коридору, ведущему к комнатам отдыха.
— Ты знаешь правила, Адам. — прорычал он.
— Что происходит в Хокспиэ, остается в Хокспиэ. — ответил нараспев Адам издевательским тоном. Он осмелился гордиться собой от того, что успешно вытащил Фаррелла из этого лже — счастливого окружения.
— Правило звучит не совсем так, но значение правильное.
— Ну, конечно, я испортил.
Фаррелл лишь сердито посмотрел на навязчивого младшего брата.
— Если когда — нибудь Маркус узнает, что ты натворил… — прошипел Фаррелл.
— То что? — спросил Адам с вызовом. — Он убьет меня?
— Да. — ответил Фаррелл не задумываясь. — И я помогу ему.
— Нет, ты этого не сделаешь. — лицо Адама стало сердитым. — Ты думаешь, ты такой сейчас крутой. Думаешь, ты неприкосновенный, как и он, что правила к тебе не относятся. Меня не волнует, сколько раз он наносил метки, ты — мой брат, и им останешься. Понимаешь ли ты это? Брат?
Они смотрели друг на друга несколько минут молча, Фаррелл устремил на брата холодный взор, а Адам отвечал ему пронзительно решительным, но умоляющим взглядом.
