АКВАРИУМ, группа ныне не модная, пережившая моду, уже даже и не уже, но при этом всё равно остающаяся одним из китов, на которых, 26 января, очередной прощальный концерт, полный зал, тинэйджеры на полу центрального прохода, «Октябрьский», трепетные девчушки с букетиками, получасовой бис, скучные лица хозяев аппарата, новые песни, старые, древние, лучше всех, уверенно – весел, скоро в Англию, война продолжается, чудесно спел «Китай», проникновенно, а вот остальные гвардейцы... работа есть работа, таинство исчезло, несколько ремесленный, не горячий драйв. БГ, похоже, уже всё равно с кем играть, Дейв Стюарт, независим от собственной группы, нет старого кайфа – а как у всех дух захватывало от этой компании, магическое братство... состав изменился, изменилась и музыка (не всегда в лучшую сторону), сочные, богатые баянные пассажи Сергея Щуракова преобразуют деликатную ткань аквариумных песен в нечто абстрактно-народное, в нечто стилизованное, Пётр Трощенков стал подлинным виртуозом, очень высокий полёт, глубокое понимание возможностей ударных, в высшей степени нетрадиционная манера, но всё портит патологическая тяга к латино-американской ритмике, половина репертуара – румба, самба, лабамба, ещё был басист – новичок здесь – временщик; ну, остальные всё те же, Рюша очень мил, хотя слишком уж он торчит от всего, оттяжка – дело интимное, святое, не всегда понятно, отчего это Рюша так уж растарчивается... БГ, интервью последнего времени, весна-зима, серия интервью, сказал, что не о чем петь, изменилось время, не о чем писать песни; «День Серебра», всё остальное, мол, дополнение к вышеизложенному, к основным главам, эпилог, не так уж просто, заметьте, после таких высказываний на сцену; почему же он всё-таки вышел? Почему это сделали остальные? привычка? желание играть? привычка играть? всё равно магии больше нет, все эти песни для другого времени, другие люди, может быть, лет через... сейчас надо замолчать, уйти, зачем отягощать славную, заслуженную биографию, легендарную, распадом, хлопать-то будут, толку-то? Казалось, поют они для никого, для тех, кого здесь нет и уже не будет никогда, десять, пять, восемь, пятнадцать лет назад, две тысячи лет назад, в объёмном пространстве зала вырисовывались очертания других зданий, и улиц, и скверов, прорывались потоки другого воздуха, нездешнего, забытые слова, имена, силуэты, все это вибрировало (а он уже уехал? а они?) незаметное, невидимое (а что те? та? тот? где?) известное только им и малому числу, малому кругу друзей, по привычке набившихся в гримёрку перед концертом (а ты?), концерта для никого или для тех времён, что ещё не наступили, им ещё предстоит появиться (или нет), для кофе по десять копеек чашка, рано или поздно, эти времена были и, быть может, будут... были-будут, будут-были, тинэйджеры хлопали, красные выпученные глаза Фагота, ночь чище дня, сестра, самба-румба-мамба-лабамба; для никого, «всё, что сделано нами, останется...»...
