Теперь к ним добавился и Максимка.
Мы с Серегой уже стары для качалок — вернулись к злоупотреблению кофе Максвел Хаус. Было что обсудить. Исходя из рассказа Максима, тут где-то рядом в женском бараке томится и его мама. Томится от полной неопределенности. Наверняка — судя по плоду чресел — весьма миловидная мама.
Мама Максима, вместо того чтобы продлить свой и максимкин просроченные аусвайсы, подсела на герыч. Так и они и торчали — с мамой вдвоем, по семейному. А ведь могли получить паспорт настоящий — мериканский, и руки бы были у айсов коротки тогда.
Мама и сын, вдвоем воровали на магазинах сети Мэйси. Потом скидывали краденное по-дешевке, как водится у больных людей, мчались за порохом. Их поймали и мама грузанулась за все тяжкие. Я схватил ручку и начал строчить на обороте какой-то ментовской прокламации. Серега уже привык к моим шизо-выходкам, когда я в середине разговора на полуслове вдруг вскакивал и начинал строчить одному мне понятные закорючки на обороте чьих-то чеков за тюремный онлайн магазин. Серега задумчиво произнес:
— Кажись я его маму знаю. Ага. Точна. Галинка это. Ага. Мужа у ней депортировали. Ага. Она. И подругу ее знаю. Йоб ее как то.
— Кого йоб? Маму? — я спросил с ужасом, в голове обозначилось дурное словечко «мазафака».
— Не. Не маму — подругу ея. — Владку Тубасову.
— Красивая она?
— Хто? Владка?
— Не — я немного смутился — Мама Максима, красивая?
— Хорошенькая. Вон как Макся — кудрявенькая такая, шустрая.
— А Макся хорошенький? — спросил я с подколом
Серега спохватился, что зашел в опасные в тюрьме гомодебри и поперхнулся кофием.
— Да я всех на Парме знаю. И меня все знают.
Парма, Парма! Вверху в небесной глубине, дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по воздушным ступеням на землю, да изредка крик чайки или звонкий голос перепела отдается по хайвею. Лениво и бездумно стоят подоблачные дубы, золоченые маковки церквей и ослепительные удары солнечных лучей зажигают в них. Изумруды, топазы, яхонты насекомых сыплются над пестрыми украинскими огородами, полными подсолнухов.
Серые стога сена и располагаются у гаражей с припаркованными хондами. Нагнулись от тяжести плодов широкие ветви черешен, слив, яблонь, груш. Как полна сладострастия Парма! Молитвенный перезвон православных и католических церквей, магазинчики и колбасные лавки как в старом Львове, пекарни, цырульни, баптисты и пятидесятники, автомастерские и дантисты, тракисты и аптекари — и все всё друг про дружку знают.
