Мать ничего не говорит мне, когда, наконец, поднимается наверх. Я знаю, они с тётей Бетти убирались внизу и, вероятно, сплетничали, сокрушаясь, где же они просчитались. Наверное, в этом вся проблема. Вдруг мы с Белен не совершали никаких ошибок, вдруг все должно было случиться именно так?
Хватаю свои сигареты со стола и засовываю их в карман вместе с ключами.
— Куда ты собрался, Лусиан? Не думаешь, что хватит уже проблем для одного вечера?
— Попробуй остановить меня, ма. Я не хочу дерзить, но я выпустился, как и обещал, — теперь отвалите от меня все! — я перекидываю куртку через плечо и направляюсь к двери.
— Если ты пойдёшь туда, она просто не впустит тебя, — подаёт мать голос с дивана.
— Выбор только за Белен. Не за тобой или тётей, — выплёвываю я слова, оглядываясь.
— Ты достаточно уже сделал для бедняжки, Лусиан. Она так старается. Не разбей ей сердце, — она следует за мной до двери в своих домашних тапках. Она так просто не отстанет.
— А ты могла бы хоть на секунду задуматься, что я тоже от неё без ума? Что я также страдаю, как и она, ма?
Она засовывает руку в карман моей рубашки и крадёт сигарету. Это всегда было верным знаком, что она пьяна. Она постукивает фильтром по гипсокартону.
— Так ты тоже любишь её, Лусиан?
— Знаешь, нет ничего более отстойного и отвратительного, чем найти ту самую единственную, и быть с ней в родстве, ма. Осознавать, что вы созданы друг для друга, и всю правильность быть вместе, но в то же время разрывать себя изнутри мыслью, что не можешь, мать его, заняться с ней любовью, — а всё почему, ма? Потому что можешь случайно оступиться и создать урода? Знакомо звучит? Звучит как та, другая, знакомая тебе история?
Теперь она плачет, хоть я совсем не добивался этого. Я притягиваю её в свои объятия, и она рыдает, уткнувшись мне в грудь.
— Прости, ма. Извини, что сказал это. Мне просто необходимо было высказаться.
Она выпрямляется и порывисто вытирает слёзы с лица.
— Я знаю, что уже поздно. Но я собираюсь пойти туда и заключить в объятия ту единственную девушку, которая является для меня всем миром. Через две недели я уезжаю отсюда, и потом год буду на службе в учебке. Кто знает, что потом? Я могу оказаться в любой точке мира. Не знаю, чем буду заниматься и вернусь ли обратно. И будь я проклят, если не скажу Белен в лицо, что её чувства абсолютно и полностью взаимны. Сейчас она вся изранена изнутри, и это моя вина. Я не трону её. Я не возьму её девственность, ма. Обещаю, я не плохой парень. Особенно, если дело касается её. Но я не могу допустить этого — не могу оставить её страдать дальше.
