– Наверное, он еще очень слаб.
– Да уж, перелом оказался не из легких.
– Но как он… как он чувствует себя сейчас? То есть он более-менее бодрый или?..
– Ну ты же знаешь Финни. – Сейчас я был совершенно уверен, что совсем его не знаю. – Да, перелом у него не из простых, – повторил доктор, – но мы его все же вытащили. Он снова будет ходить.
– Снова ходить?!
– Да. – Теперь доктор не смотрел на меня, и тон его голоса немного изменился. – Со спортом для него покончено после такой травмы. Это точно.
– Но он наверняка сумеет, – воскликнул я, – раз нога на месте и вы не собираетесь ее отрезать – вы ведь не собираетесь, правда? А раз нога на месте и кости срастутся, то он должен стать таким же, каким был, почему нет? Конечно, станет.
Доктор Стэнпоул помешкал, глядя на меня, и сказал:
– Со спортом покончено. Ты как его друг должен помочь ему осознать и принять это. Чем быстрее это случится, тем лучше пойдет процесс выздоровления. Если бы у меня была хоть малейшая надежда, что он сможет больше чем просто ходить, я бы испробовал все возможные способы лечения. Но такой надежды нет. Мне, как и всем, разумеется, ужасно жаль. Это трагедия, но так уж сложилось.
Я схватился за голову, вонзив ногти в кожу, и доктор, желая утешить, положил руку мне на плечо. В этот момент я совсем потерял контроль над собой и, закрыв лицо руками, разрыдался; я оплакивал и Финеаса, и себя, и доктора, верившего в то, что осознать значит смириться. А больше всего я плакал из-за доброты в свой адрес, которой не ожидал.
– Ну это никуда не годится, – сказал доктор. – Ты должен быть бодрым и излучать надежду. Это то, что требуется твоему другу. Он захотел увидеть именно тебя. Ты был единственным, кого он просил привести.
От этих слов слезы мои мгновенно высохли. Я отнял руки от лица и увидел краснокирпичную стену лазарета, мы приближались к этому веселому на вид зданию. Конечно, я был первым, кого он захотел увидеть. Финеас никогда не стал бы судачить у меня за спиной, обвинение он бросит мне с глазу на глаз.
Все происходило очень быстро, мы поднялись по лестнице, и уже в следующий момент я оказался в коридоре, а доктор Стэнпоул подталкивал меня к двери.
– Он там. Я присоединюсь к вам через минуту.
Дверь была чуть приоткрыта, я толкнул ее и замер на пороге. Финеас лежал среди подушек и простыней, его левая нога, огромная, в белых повязках, была подвешена на вытяжке невысоко над кроватью. От стеклянной бутылки, закрепленной в штативе, к его правой руке тянулась гибкая трубка. Внутри меня словно перекрылся какой-то жизненно важный канал, я понял, что сейчас потеряю сознание.
