Я окинул беглым взглядом зону ответственности. Юные старатели разбрелись в стороны, уныло расплескивая ногами воду. Не то, что я особо за них беспокоился – тут было относительно безопасно, конные разведчики Баратеонов и Ланнистеров заранее прочесали округу, разогнали весь криминальный элемент. Но из книги я помнил, что тут водятся сумеречные коты. С ними лучше не иметь общих дел. Даже изрядно подросшему с момента отъезда Призраку.
Вопреки ожиданиям, лютоволк присоединился к поискам, и успел уже что-то высмотреть среди выступающих из воды груды камней и валунов. Рыбу нашел?
Когда Призрак негромко тявкнул, это насторожило. С самого момента своего рождения лютоволк молчал, как партизан на допросе.
– Что там такое? – я подошел. Вместо ответа, Призрак начал скрести мокрой лапой по камням, меж которых на долю секунды блеснуло что-то… Красное?
Как любопытно. Я задрал рукав и просунул руку в щель. Зашипел от боли, ободрав кожу на запястье. Зачерпнул землю и камни вместе с источником блеска, и долго полоскал руку, смывая кровь и грязь.
Как ни странно, это был рубин. Темная кровавая капля размером с фалангу мизинца, даже меньше. Я перекатил его подушечками пальцев. За семнадцать лет пребывания под водой камень ничуть не потерял в своем филигранном исполнении. Общую форму портил только небольшой скол на одной из граней.
Скорее всего, его занесло сюда течением, где он лежал все эти годы, никем не замеченный. Местечко далеко не самое приметное. Если не знать, то и не найдешь.
– Молодец, – я погладил Призрака между ушей и тут же спохватился, когда кровь из царапин окрасила белый мех. Я опустил находку в пришитый изнутри жакета карман, и через полчаса окликнул Арью и Брана.
– Ну как, нашли что-нибудь?
Унылый вид их говорил сам за себя.
– Идем обратно, – безапелляционно заявили они в один голос. – Мы хотим есть.
Я решил не говорить им про найденное – в каком-то смысле, это было действительно личное. Памятное. Рейегар ведь самый вероятный отец Джона, не так ли?
8. «Город грехов, город страстей»
Мы въезжали в Королевскую Гавань уже поздним вечером.
Я не мог сказать, чего именно ожидал увидеть или почувствовать, когда проезжал по улицам этого города. Скорее, мне было все равно. Я уже давно не строил никаких иллюзий и ожиданий. Культурный шок схватился за сердце и умер, первоосновной механизм адаптации за считанные недели приспособил дух к реалиям и законам нового мира. Что-то внутри закостенело, и реакция на происходящее вокруг уже не была столь острой.
