-Ася? Что с вами?
Она не поняла. Стены плясали свой танец, а пол, на который девушка должна была неминуемо упасть, по ощущениям оказался мягким и приятно пахнущим свежевыглаженной тканью и терпким ароматом полыни и мускуса. Еще несколько секунд, чтобы осознать: она упирается лицом в широкую грудь мужчины, а приступ головокружения отступает, оставив после себя холодную испарину и слабость.
Ася с неохотой отстранилась, ощутив пустоту, как только разжались его объятия.
- Я очень резко поднялась. Такое бывает, простите.
- Не резко. Вы сегодня успели поесть?
Ася недоуменно уставилась на собственные пальцы, вцепившиеся в фиолетовый сатин рубашки Соколова.
Это все было неправильно. Его близость, которая уже начала выходить за рамки платонической. Ее непрофессиональное поведение - проще упасть, чем прижиматься к нему, как к любовнику во время прелюдии. И ее мысли. Она не имела права даже находиться рядом с подобным мужчиной, не то что строить планы.
- Я в порядке. Это погода...
Ася сделала пару шагов, и тут свет померк. Гипотонический криз начался. Обрушился липкой испариной, выстрелил дробью опустошающей слабости по затылку и всем конечностям. Желание лечь на холодный пол и свернуться калачиком вытеснило все мысли, кроме одной: исчезнуть, не оскорблять взор мужчины демонстрацией своей беспомощности и слабости...
- Яна, твою мать, быстро позови сюда Анжелу! - донесся до нее голос Юрия.
От подзабытых ноток беспокойства и непонятной ярости звон в ушах достиг пика. Так переживал за нее папа, когда маленькая Ася болела.
Руки Соколова обвились вокруг нее, но Ася отчаянно рванулась вниз. На полу ей всегда становилось легче, словно земля обладала свойством забирать недомогание.
Какая-то неведомая сила подняла Асю в воздух. Она уже не соображала, почему парит над полом и все еще слышит аромат сандала и четкий ускоренный ритм чужого сердца. Кто это? Спиной ощутила мягкую поверхность дивана, а светлые пятна перед глазами медленно угасали, отдавая власть абсолютной тьме. И когда теплые, предположительно женские руки приоткрыли Асе веки, смочили лоб чем-то прохладным, а вместе с тем что-то закрепили на правой руке - судя по сдавливающей боли, манжету тонометра, - она позволила темноте поглотить ее без остатка.
В конце концов, это никогда не заканчивалось чем-то ужасным. А здесь есть те, кто о ней позаботится.
Ей не придется больше переживать приступ одной, сжавшись на холодном кафеле ванной комнаты...
