— Хорошо, волнуется, — у нее был грустный голос.
— О чем?
Она остановилась и посмотрела на меня блестящими глазами.
— Мой папа болен, Кора. У него эта, эм, прогрессирующая опухоль мозга. Его пытались лечить, но… — ее голос задрожал и оборвался. — Он может умереть в любую минуту.
Горло сдавило, и на глаза набежали слезы. Он уже умер. И я не могла сказать Рейн правду, не открыв при этом мою способность видеть души.
— Когда ты узнала?
— Несколько недель назад, но они знали ещё до катастрофы и не говорили мне. Поэтому папа летал на Гавайи. Он должен был увидеться с одним специалистом, — её глаза были в слезах. — Я была так зла, и мне было так больно, когда я узнала. Я смотрела на них, и мне хотелось… кричать и наорать на них, — по щеке сползла слеза, и она смахнула её.
— Мне так жаль, — я обняла её, жалея, что не могу рассказать правду об её отце. Я пыталась бороться со слезами, но проиграла. Я не была плаксой, но куча дерьма, свалившаяся сегодня на меня, продолжала расти.
Люди проходили мимо нас и глазели. Я смотрела на них, и несколько, у которых хватило чувство приличия, отворачивались. Остальные придурки продолжали глазеть на нас и шептались.
Я почувствовала спиной странное тепло, и затем услышала голос Торина.
— Как ты?
Я оглянулась через плечо и увидела, что он изучает нас обеспокоенным взглядом.
Рейн освободилась из моих рук и обняла его. Злость, которую я к ней чувствовала, испарилась. Должно быть, последние несколько месяцев были тяжелыми для неё. Во-первых, она чуть не умерла из-за странного несчастного случая, теперь умер её отец. Хуже всего было то, что я не могла ей это сказать.
Чувствуя беспомощность и злость на себя, я достала учебники для следующих занятий и закрыла свой шкафчик. Когда я посмотрела туда, где стояли Рейн с Торином, их уже не было. Я искала их среди студентов и шкафчиков, но в коридоре их не было. Словно они испарились в воздухе. Странно.
Качая головой, я пошла на следующий урок.
Я была на пути к кабинету по математике, когда кто-то схватил меня за руку и коридор потерял свои очертания. В следующую секунду я стояла в совершенной темноте. Только один человек мог двигаться настолько быстро.
Эхо.
Серьезно, я буду убивать его медленно и болезненно. Проблема в том, что, скорее всего, он самоисцелится или будет преследовать меня, так как я могу видеть души.
Я пыталась нащупать переключатель, и моя рука накрыла его. Свет залил крошечную комнатку. Мы находились в кайвилльском школьном чулане для зажиманий. Эхо сердито смотрел на меня. Я привыкла видеть его ухмыляющимся, поэтому это свирепое выражение казалось странным. Всё же…
