Не знаю, зачем спрашиваю, потому что уже знаю ответ. Но по какой-то причине, хочу услышать, что он отследит. Похоже, я выжила из ума. Теперь мне хочется того, что сводило меня с ума несколько дней назад.
- Да, - подтверждает он, но, похоже, ему не нравится собственный ответ. – Мне не нравится отслеживание мобильников. Я не считаю, что это срабатывает так же хорошо, как все остальное.
Я распаковываю свой сэндвич и пытаюсь протянуть ему половину, но он качает головой.
- Но его сделала я. Тебе не понравился завтрак?
- Это была самая замечательная еда, которую я пробовал в жизни. Но я не стану есть твой обед. Тебе нужно самой съесть его.
Мне нравится его милый ответ, и я даже ощущаю небольшой румянец от того, что ему нравится, как я готовлю.
- Ну, пожалуйста. Всего лишь половину сэндвича, - я немного надуваю губы, что срабатывает с моей семьей, и замечаю, как на секунду распахиваются его глаза.
- Если ты этого хочешь, - говорит он перед тем, как забрать у меня сэндвич.
Я открываю контейнер со свежими яблоками и карамелью и ставлю между нами.
- Как еще можно отследить меня?
Его половина сэндвича застывает на полпути ко рту.
- Ты позволишь мне? – его взгляд слегка вспыхивает, как будто он в восторге от этой идеи.
- Я и не отказывалась, - говорю ему я, кусая свою половину сэндвича.
Он делает то же самое, а я слежу за работой его мыслей, как будто он что-то просчитывает наперед.
Я смотрю, как он ест, не в состоянии отвести взгляд от татуировок на его руках Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к одной, пока не передумала. Он замирает от моего прикосновения к его обнаженной коже и вздрагивает, как будто ему причинили боль.
- Тебя это беспокоит? – спрашиваю я, прослеживая пальчиком одну из татуировок на его руке. Он выглядит так, будто подбирает ответ, или, может быть, не хочет отвечать. – Ты вздрогнул, - произношу я, подталкивая его.
- Я привык к боли, когда ко мне кто-нибудь прикасается, - и вот опять, он произносит это так легко, будто это не такое уж и большое дело. И тогда я понимаю, что жизнь Ивана гораздо мрачнее, чем я считала возможным, и от этого мне хочется прикасаться к нему больше, подсесть ближе, показать ему, что это не так и что существует нежность в этом мире. Если спросите мою семью, они скажут, что я воплощение этого.
- Я никогда не сделаю тебе больно, - произношу я.
- Я думаю, ты можешь принести мне больше боли, чем могли все остальные.
Мои глаза взметаются к нему, и мы пристально смотрим друг на друга. Я чувствую теплый ветерок на своих щеках и солнце, сияющее между нами. Его отчаянный, темный взгляд резко контрастирует с тем, что творится у меня в душе. Мне кажется, словно я оживаю.
