А. Плахов. Рейгадас не скрывает того, что цитирует Дрейера. Но он современный художник и имеет дело не с классическим злом и классическими соблазнами, а, так сказать, с постмодернистскими. То же самое касается фильма Ли Чхан Дона «Тайное сияние». Оба возникли за пределами Европы и впитывают многое от фольклора своих регионов, Центральной Америки и Дальнего Востока. Мистика, «флирт» со смертью и нечистой силой – не последняя составляющая этих культур. Я бы не стал их отбрасывать. Хотя в целом перед блестящим анализом этих фильмов, который предложил Лев, снимаю шляпу.
Д. Дондурей. Андрей, скажите, а как вы относитесь к американцам, выступавшим в каннской программе в более легком жанре? Как вам Тарантино? Или Содерберг, фильм которого «Тринадцать друзей Оушена» был показан вне конкурса? Ведь это замечательные картины, которые можно, в отличие от всех наших призеров, еще и прекрасно показывать в самых гламурных кинотеатрах и зарабатывать большущие деньги. Все-таки, будем честными, и фильм Мунджу, и японский «Траурный лес», получивший Гран-при, и замечательный «Тихий свет», и уж тем более мое любимое «Тайное сияние» – это все абсолютно некоммерческое кино!
А. Плахов. Кино не для всех…
Д. Дондурей….которое выйдет тиражами в несколько копий и даже в Москве, не говоря уж о других городах, пройдет в одном-двух кинотеатрах. С одним нашим коллегой у меня был такой разговор: «Как вам фильм Тарантино? Он скоро будет в прокате». – «Замечательно, такое удовольствие, такое счастье это смотреть». Но ведь каннское жюри как-то отодвинуло эту классную американскую ленту.
А. Плахов. Не только каннское жюри, но и критика, прежде всего журналисты, которые определяют общественное мнение в Каннах, очень низко оценили эту картину, выставив ей большое количество так называемых «кислых рож». А во время просмотра, если вы заметили, публика реагировала как раз таки очень живо и доброжелательно. Но при этом она, грубо говоря, пришла поржать на каждый очередной «fuck», который там звучит каждые две минуты или даже чаще. Люди просто хохотали, смеялись, веселились, оттягивались, они пришли именно для этого, на того самого Тарантино, который еще недавно вызывал почти священный трепет. Я помню, как в 1994 году в Каннах было впервые показано «Криминальное чтиво», и, кажется, даже Константин Эрнст писал, что он наблюдал за залом, который смотрел этот фильм и смеялся: «И мне казалось, что зал сошел с ума, потому что это был фильм, полный жестокости, ужаса и насилия». То есть реакции были далеко не однозначные, кто-то смеялся, а кто-то и рыдал от ужаса и отвращения. Сейчас же Тарантино – это уже что-то настолько привычное, настолько безобидное, что само по себе с очевидностью свидетельствует: время этого кино как события, как знакового явления уходит, если не ушло. Тарантино действительно классик, он занял свое место в культуре конца XX века, но в XXI как актуальный кинематографист не перешел. Это же, с моей точки зрения, касается и Содерберга: он доказал, что может одинаково лихо работать в авторском и в коммерческом кино. Путь, проделанный им от дебютного фильма «Секс, ложь и видео», победившего в Каннах в 1989-м, до «Тринадцати друзей Оушена», – это путь универсального профессионала, но как художник, генератор кинематографических идей он на этом пути где-то потерялся.
