Она: мек-бек… А фифа протерла заплаканные глаза — они у ней все черные от туши размазанной — и визжит:
— Это не она! Не она мне давала средства…
— А кто же?
Тут я выхожу вперед и заявляю:
— Ну, я давала. Вот вам ваши деньги и колечко. А что касается до самого зелья, то ничего опасного: масло было касторовое.
Гражданин восклицает:
— Я так и думал!..
— Конечно, — говорю, — вам виднее. А второе средство — тоже домашнее, безо всякого яду.
— Да зачем вам это нужно было?!
— А затем, чтобы ты одумался: с какой дурой ты путаешься, ради кого жену бросил! Вот зачем…
Этот, в кожаном пальто, сразу застеснялся так и говорит:
— Ну, я пошел… вы ведь мой адрес знаете, товарищ лейтенант…
Фифа к нему:
— Куда вы?
— Туда, — говорит, — где меня не будут отравлять разными зельями!
И — будьте здоровы: ушел.
А милицейский сказал:
— Ну, этот случай насчет касторки нас прямо не касается. А вот гражданка с оптовой продажей — другое дело. Вторично предлагаю; давайте составим акт. Вот вы будете понятой!
Это я то есть. Баба Капа уже перестроилась и заявляет:
— Никакой аптеки тут нет. Просто я ополаскиваю посуду под квас.
— Хорошо, — говорит милиционер, — это под квас. А еще четыре заявления на вас лежат у нас. Пройдемте сейчас!
Так и закончились у бабы Капы и врачебная практика и аптека.
— Гражданин судья, граждане народные заседатели! Я признал свою вину в ходе судебного следствия. И сейчас я воспользуюсь последним словом подсудимого не для того, чтобы бессмысленно запираться или передергивать факты. Нет, все это было: шестого июля сего года, проходя мимо ателье верхнего платья номер четыре нашего района, я внезапно ударил головою в стеклянную вывеску ателье, вследствие чего разбил таковую вывеску; затем, высоко взметнув правую ногу, раздробил стекло витрины размером два метра на три, сорта «Фурко»; затем я ворвался в самое помещение ателье и там изорвал: четыре квитанционные книжки, семь комплектов бумажных выкроек, два журнала мод. Я проглотил, не разжевывая, справочник цен на пошивочные работы, выплеснул на столы красные и фиолетовые чернила из пяти чернильниц и клей из двух пузырьков. Преследуя сотрудницу ателье Попенкову, я разорвал лично ей принадлежащее вискозное платье, в которое она была одета, а закройщика того же ателье Свиридова пытался задушить клеенчатым сантиметром, каковой сантиметр он обычно носит на шее, находясь на работе.
Я уже показал суду, что до шестого июля ателье номер четыре я никогда не посещал. Но, граждане судьи, длительный период моей жизни связан с ателье номер три той же системы. И если вы хотите понять, что довело меня, скромного человека и честного работника Вигоньтреста, члена профсоюза с тысяча девятьсот тридцать второго года, доселе судимостей и приводов не имевшего, до преступления, за которое вы меня судите, — разрешите мне зачитать вам записи из моего дневника, относящиеся к последним шести месяцам… Суд разрешает? Благодарю вас, граждане судьи. Итак, вот в эту тетрадь занесены мною… Впрочем, буду прямо читать.
