Он ухмыльнулся и снова принялся за свой коктейль. Меня всегда веселили его шоколадные усы после коктейля.
Кеннеди не любил соломинки, он считал, что это не мужественно. Я убеждала его, что из-за какой-то соломинки люди не буду считать его геем, но каждый раз, как мы приходили обедать в кафе «У Кейпа», он все равно вынимал красно-белую соломинку из своего молочного коктейля и опускал ее в мой. Так я привыкла пить с двумя соломинками.
Было практически невозможно заставить Кеннеди изменить свою точку зрения. У него редко случались моменты слабости, и иногда это пугало меня.
Но я знала, что мне никогда не нужно будет стараться впечатлить Кеннеди. Он был моим лучшим другом с шести лет и никогда не интересовался другими людьми. Он всегда заставлял меня чувствовать себя особенной, и, надеюсь, я отвечала ему тем же.
— Ты наденешь миленькое розовое платье, Уилл? — поддразнил он.
— О нет, только не это, не заставляй меня! — простонала я, и сделала большой глоток коктейля, используя обе соломинки.
Он усмехнулся, блеснув голубыми глазами, подмигнул и сказал:
— Можешь надеть, что захочешь, Уиллоу. Но обещай, что каждый танец будет мой.
Я кивнула и слегка улыбнулась, поерзав в кресле:
— Без проблем, Кеннеди. Все равно больше никто не захочет танцевать со мной.
Люди в нашей школе не знали меня. Страшилой я не была, но у меня была незапоминающаяся внешность. Мои русые волосы, тонкие и неровно подстриженные, едва доходили до плеч, а челка была почти до самых глаз. Я собирала их в небрежный хвост, чтобы не приходилось с ними возиться. Кожа слегка загорелая, но не слишком, и лишь благодаря тому, что я много времени проводила на улице. Практически плоская грудь, лицо, покрытое бледными веснушками и светло-карие глаза.
У Кеннеди были большие голубые глаза, люди такое обычно помнят. Он был очень высоким, почти шесть с половиной футов, в то время как я была ровно на один фут ниже.
— Все захотят с тобой общаться, Уиллоу. Они встанут в очередь, чтобы потанцевать с тобой, особенно если ты наденешь миленькое розовое платье.
Он всегда был милым со мной, но он был всего лишь лучшим другом для меня. Иногда на долю секунды я забывала об этом, но быстро приходила в себя и прислушивалась к голосу разума. Я могла потерять Кеннеди, если бы позволила здравому смыслу ускользнуть.
— Может, я и надену розовое платье, — улыбнулась я ему.
По каким-то непонятным причинам у Кеннеди было больше знакомых, чем у меня. Все знали, что ему пришлось пережить нелегкие времена. В коридорах нашей школы он был самым высоким, его было невозможно не заметить. И как бы ни было тяжело признавать, не я одна была без ума от его улыбки.
