Мы покидаем Атлантиду; все дальше и дальше ее берега. Здесь нет той человечности и справедливости, которой так привлекает «Утопия», но здесь есть вера в науку, в технику, в безграничную мощь человеческого ума. А без этой веры и без этой силы тоже нельзя создать счастливое общество.
Именно поэтому сегодня с высоты времени мы видим маленький остров «Новая Атлантида». Он виднеется как один из самых ярких и надежных маяков на главном, магистральном пути человечества.
6. Город солнца встает из подземелья
(Томмазо Кампанелла)
В то же самое время, когда бывший лорд-канцлер барон и виконт Фрэнсис Бэкон Веруламский обдумывал свою «Атлантиду», на другом конце Европы, на юге Италии, монах, узник неаполитанской тюрьмы, переводил с родного языка на латинский свою книгу о справедливой стране на далеком острове. Он все еще был заключенным, когда за границей, в германском городе Франкфурте, в 1623 году появилась небольшая книга «Город Солнца».
Создатель этой книги не видел солнца целых 27 лет. Для Джованни Доменико Кампанеллы, принявшего в монашестве имя Томмазо, это была половина жизни. Вошел в сырую тесную камеру, низко наклонив (но не склонив!) голову, могучий, красивый человек, а вышел через много лет больной старик, полный, однако, духовных сил. Такой же непреклонный и яростный, каким был всегда.
Вот он глядит на нас с портрета несколько исподлобья. Монашеское черное одеяние с широким, свободным белым воротом, пристальные черные глаза под изогнутыми бровями, так же изогнуты губы, концы их резко опущены вниз, а сами губы крепко сжаты. Широкий лоб, двумя заливами заставивший отступить густые черные волосы. Лицо мужественного, сильного, неистового человека, который до поры до времени сдерживает свою страсть. А когда знаешь жизнь Кампанеллы, то понимаешь, что это лицо настоящего человека, который ничего не делал наполовину. Бороться – значит бороться до конца, верить – значит верить целиком и полностью, не колеблясь, не сдаваясь врагам. Молчать – так уж молчать и не склонять головы, что бы там ни было.
А молчать ему приходилось много. Инквизиторы годами требовали, чтобы он признал себя противником церкви, автором произведений, подрывающих веру в бога. От него добивались отказа от своих мыслей, раскаяния и покорности. Но сломить его не удалось. Он спорил с самыми учеными судьями, и в споре они были бессильны. Он симулировал безумие, и самые опытные медики путались в диагнозах. Он изображал себя ревностным католиком, часами читал на память отцов церкви, и самые опытные богословы не могли уличить его в ереси. Его снова били, выворачивали ему суставы. Но он молчал и не сдавался. Собственно говоря, он не переставал быть глубоко верующим католиком и ревностным защитником веры, но оставался при этом глубоко цельным, самостоятельным человеком со сложным внутренним миром, убеждениями, которые никто вытравить не мог.
