Это своеобразие авторского письма послужило некоторым американским критикам поводом для утверждения, что повесть написана "с точки зрения баснописца или пропагандиста, а не как результат проницательности подлинного художника". Другие критики считали, что Кино, выбросив жемчужину в море, в конечном счете признаю свое поражение.
Вряд ли можно согласиться и с тем и с другим утверждением. Басня, притча требует от ее автора не менее проницательности, умения постигнуть сущность явлений, чем от автора повести или рассказа. Пропагандистский эффект "Жемчужины" бесспорен, но он-то и свидетельствует о художественной проницательности писателя, об его умении возвысить конкретный - да к тому же еще исключительный - случай до уровня общечеловеческой истины.
В повести Стейнбека жемчужина становится символом бесполезности богатства. Кино мечтал с ее помощью дать образование сыну. Но после гибели Койотито жемчужина теряет для него реальную ценность, и он выбрасывает ее в море. И акт этот - символ не поражения, а силы: Кино теперь на собственном опыте познал, как отличить хорошее от дурного, добро от зла. Именно в этом - непреходящее моральное значение повести Стейнбека.
Работая летом 1945 года в Мексике над сценарием для кинофильма "Жемчужина", Стейнбек задумал написать новый роман, что то вроде мексиканского "Дон Кихота". Роман этот писался трудно и долго и вышел в свет в феврале 1947 года только благодаря настоятельным требованиям издателей. Новый роман назывался "Заблудившийся автобус" и отражал размышления его автора о дальнейших путях развития Соединенных Штатов Америки.
Рецензии на новый роман были весьма противоречивыми. Рецензент еженедельника "Геральд трибюн букс" хвалил книгу и, в частности, отмечал: "Заблудившийся автобус" полностью лишен какой либо сентиментальности, и в нем начисто отсутствуют те милые недоноски, судьбой которых г-н Стейнбек последнее время был слишком сильно обеспокоен". Журнал "Америкой меркури", наоборот, утверждал, что слабостью романа является "отсутствие действующих лиц, которые бы вызывали полную симпатию Стейнбека". И далее рецензент объяснял, что, по его мнению, до сих пор "Джону Стейнбеку н его читателям лучше всего служили сентиментальная мягкость и эмоциональная вовлеченность писателя".
Такая противоречивость рецензентов мало беспокоила писателя. "Мне не стоит читать рецензий, ни хороших, ни плохих. Они только сбивают меня с толку, так как одна опровергает другую, и в результате пустота",признавался Стейнбек в одном из писем этого периода. Писателя больше беспокоило то обстоятельство, что критики и на этот раз не разглядели концептуального и философского смысла романа, не поняли его глубинной аллегории. Это не случайно. В те годы в США не принято было сомневаться в ценностях американского образа жизни, не модно было копаться в глубинах моральных проблем.
