Надо уметь совсем не прислушиваться, как писал Данте, к «советам страха», чтобы учредить «Ведомость описок и неточностей Маркса». А такую ведомость наши исследователи завели. В нее занесено было 1190 пунктов. Каждый пункт надо было точно обосновать – здесь Маркс ошибся в написании слова, при арифметических расчетах, в цитате.
А для примечаний к тексту, для именного и литературного указателей – какую литературу надо было проштудировать, сколько имен воскресить из исторического небытия! Я не говорю уже о том, сколько надо было расшифровать слов, не разобранных Каутским в тексте, написанном Марксом скорописью: за 12 месяцев, – 110 печатных листов!
В 1961 году Брушлинский, уже без Прейса, закончил работу над IV томом «Капитала» – «Теориями прибавочной стоимости». Три книги «Теорий» вышли сначала отдельным изданием, а в 1962 – 1964 годах, еще раз проверенные и пополненные рядом новых примечаний, вошли во второе издание Сочинений, образовав три книги его 26-го тома.
Как только появилось новое издание «Теорий», этот труд начали переводить во многих странах мира. Институт марксизма-ленинизма при ЦК Социалистической единой партии Германии приступил к подготовке соответствующего этому образцу немецкого издания. В нем были целиком повторены и предисловие, и примечания русского издания, и вся его композиция, и членение на главы и параграфы.
Свершился круговорот: если первые три тома «Капитала» пришли к русскому читателю из Германии, то научное издание IV тома немцы получили из Советского Союза. А уже потом с немецкого том этот был переведен и издан в Японии, Англии, Италии, Венгрии, Чехословакии, Румынии, Польше, Болгарии и других странах.
Профессор Гергард Бонди в немецком журнале «Виртшафтсвиссеншафт» назвал эту работу «крупной, выдающейся заслугой советской науки».
Правда, еще долго в некоторых книгах писали о трех томах «Капитала», еще не все, даже имеющие отношение к марксоведению, осознали, какой совершен подвиг. Рукопись, которую Энгельс нашел на чердаке дома, что стоял на Мейтленд-парк, и в которой он сам не сразу узнал IV том «Капитала», рукопись, которую он так мечтал издать, рукопись, так долго хранившаяся под спудом, а потом изданная с ошибками и купюрами, рукопись эта вышла наконец в свет и стала достоянием каждого желающего прочесть ее.
Иногда говорят о «непочтительности» современной молодежи, о том, что она не склоняется ни перед какими авторитетами. Но я слышал, как произносят молодые ученые в Институте марксизма-ленинизма имя Брушлинского. Оно для них олицетворение труда, преодолевающего любые препятствия, труда, в котором скрыто соединение романтической увлеченности и почти педантического пунктуализма. Человеком, который вернул миру IV том «Капитала», гордится советское марксоведение.
