— Ты знаешь, в отличие от журналистов, я вытянул из тебя, что там ничего не происходило.
Нина почувствовала, как в ней снова поднималась тошнота. Отчаянная слеза свободно и тихо побежала по ее щеке. Она взяла журнал и положила его на журнальный столик титульной страницей вниз.
— Я даже поверил тебе, когда ты говорила, что никого нет в твоей жизни, — он яростно вскочил.— Я — никто?
— Нет, Том... позволь мне, пожалуйста... — она понятия не имела, как должна была ему противостоять.
— Я недостаточно хорош для тебя? — мужчина пересек комнату и взял свою куртку.
— Том, останься, пожалуйста. Мне нужно поговорить с тобой, — она осторожно приблизилась к нему, пока он застегивал молнию.
— Не о чем больше говорить, Нина! Ты отказалась от меня. Меня не существует, — он потянулся за уже упакованной дорожной сумкой и поднял ее. На мгновенье мужчина остановился и посмотрел на нее так, как будто не хотел уходить.
— Пожалуйста, Том... Я люблю тебя.
Мужчина закрыл глаза и покачал головой.
— Уже слишком поздно, — затем Том оттолкнул ее.
Нина вздрогнула, когда закрылась дверь, и дала волю слезам. Не имело смысла сообщать ему о своих подозрениях. Она не хотела, чтобы он оставался только из-за этого. Не следовало злоупотреблять чем-то вроде этого для давления. Дрожащими руками Нина взяла пакет и вытряхнула содержимое в свою ладонь. Прямоугольная коробка с кратким руководством, которое она сама понимала в своем плачевном состоянии. Беременна или не беременна. Это было совершенно просто.
19 октября 2011, Берлин
— Па-а-а-па-а-а-а-а! — раздался детский голос Пауля в старой квартире Тома. — Мама хочет знать, когда ты привезешь меня домой.
Том ненадолго закрыл глаза и вытащил руки из воды для полоскания. Пока он выходил в прихожую к своему сыну, теперь уже школьного возраста, то вытер руки о кухонное полотенце.
— Дай сюда, — сказал он, требуя сотовый телефон Пауля. Катрин уже давно не считала необходимым звонить непосредственно ему. С тех пор, как у Пауля был собственный телефон, они едва сказали друг другу пару слов.
— Привет, — буркнул Том в трубку и сразу утонул в потоке слов. Катрин умудрялась в течение нескольких секунд делать так много упреков, что охотнее всего хотелось выброситься из окна от депрессии.
— Я говорила тебе, что не хочу, чтобы ты брал его в вашу так называемую профессиональную студию, — орала она в трубку, причем «так называемую профессиональную» она выделяла особенно крикливым звуком.
