— Ухожу от вас! И пока папка за мной не придет — я к вам не вернусь!
А у нее появилась школьная подружка, Светка, которая росла в семье одна. Санька к ней и отправилась. Мама подружки, тетя Римма, увидев огромную разноцветную шишку, расстроилась:
— Вот что значит неродная мать! Да она так тебя убить могла! Садись, деточка, к столу, там, где есть три тарелки супа, всегда и четвертая найдется.
Прожила Санька у тети Риммы неделю. Приходит за ней Ленька:
— Саша, пошли домой!
— А почему папа не пришел?
— Как тебе не стыдно! Папа один на нас всех работает, а ты тут такие фокусы выкидываешь! Тетя Анисья сама жалеет, что тебя ударила. Под горячую руку ты попала...
Тетя Римма головой покачала, потом тоже посоветовала:
— Что делать-то, Санечка?! Иди уж домой...
Отец не сказал Саньке ни слова... Анисья тоже промолчала, только за ужином подсунула кусок побольше да послаще — видно, сама переживала.
Были и другие неприятности и даже скорби у Саньки, про все не расскажешь, но в целом жилось ей в родной семье хорошо. Много лет прошло с тех пор. Давно нет в живых ни отца, ни мачехи. Александра молится о них. За отца: не оставил, взял к себе, научил трудиться. За мачеху: какая бы ни была взяла чужого ребенка, не отправила обратно, заботилась.
Рассказ Леньки про находку
Из всех братьев и сестер Санька больше всех сблизилась со своим спасителем Ленькой, и он частенько ей рассказывал разные истории. Вот одна из них.
Рядом с селом раньше был небольшой мужской монастырь. В 1923 году монастырь закрыли, почти всех из восьмидесяти монашествующих уничтожили. Кого расстреляли сразу, кого сгноили в тюрьмах, в ссылках, в лагерях. В монастыре работала лесопилка, храм использовали как склад, в кельях жили мирские люди — в общем, как по всей стране.
В конце концов разрушили храм и кельи, и поруганный монастырь зиял пустыми окнами. Ребятишки из села иногда гуляли по развалинам. И вот как-то десятилетний Ленька отбился от стаи мальчишек, будто услышал чей-то голос, чей-то зов. Пошел на этот зов и, не отдавая себе отчета в том, что делает, зашел в полуразрушенную деревянную келью, поднялся по ветхой скрипящей лестнице и уверенными шагами отправился в угол чердака. Сунул направляемую кем-то невидимым руку под застреху и вытащил, потрясенный, старую, перевязанную полуистлевшей когда-то голубой лентой картонную коробку.
Ленька так и сел на пыльный пол. Сидел и смотрел на солнечный луч, нитью протянувшийся к нему в руки. Тишина, не слышно голосов друзей, в свете луча все вокруг казалось странным, нереальным — время остановилось. Золотистые тени мелькали по чердаку, и было ясно, до холодка, до зябких мурашек по спине в жаркий летний день, — он не один здесь.
