Катерина втайне гордилась собой: не сделала аборт, родила, вырастила! Пора и честь знать! Тем более что сколько волка ни корми... Благодарна разве ей Зинка за все доброе? За то, что жизнь ей дала?!
Другая ноги бы матери целовала! Как бы не так... Вон исподлобья смотрит, как волчонок... Не нравится, что пьем, — так все пьют... Какая еще рад ость в жизни этой беспросветной?! И под заборами не валяемся... И дети все живы-здоровы... С голоду, чай, не померли... До шестнадцати лет дорастила — хватит! Вон двух младших огрызков еще кормить надо!
У Катерины была своя правда, и правда эта таилась далеко-далеко, в туманном зыбком прошлом — в смутных воспоминаниях детства: баба Вера, суженый которой погиб, сгинул на фронтах Великой Отечественной, родила поздно, от залетного ухажера. Работала как каторжная. Приласкать дочку сил не оставалось, да и давила горькая участь матери- одиночки, по ночам рыдавшей в подушку. Правда Катерины таилась там, в маленькой комнате, где ползала она в тупом одиночестве, привязанная за ногу к тяжелому старинному столу, пока мать днями напролет ишачила за палочки-трудодни в тетрадке колхозного учетчика.
Чего-то, видимо, не получила Катерина в детстве: когда измученная баба Вера чуть не ползком добиралась до дома и отвязывала дочь, сил материнских хватало лишь на то, чтобы накормить, обстирать да искупать. Все мы родом из детства. Может, и пустые невидящие глаза пьяной Катерины смотрели в прошлое и видели там пустые глаза одинокого ребенка, уставшего ползать у стола и тупо мычать в темноту?
Это называется травмой поколений, но какое дело было Катерине до неумолимой статистики искалеченных войной и политикой судеб? Психологи назвали бы, пожалуй, поведение запойной Катерины деструктивным и суицидальным. Со знанием дела и диагноза психиатры отметили бы плохо развитую эмпатию у ребенка, недополучившего внимания и любви в раннем детстве, нарушение развития интеллекта и эмоциональной сферы в условиях депривации, — но что могло изменить это знание в ее жизни, в тупой тоске, тяжелом унынии, которое уходило лишь от водки, да и то ненадолго?
Своя правда была и у бабы Веры, родилась которая в огромной патриархальной семье, где родителей называли на «вы», детей не ласкали, воспитывали в строгости и благочестии. Но дети в этой огромной семье росли окруженные добрым миром своих многочисленных сестер и братьев, бабушек и дедушек, невесток и зятьев, отца и матери. Они и без ласки чувствовали тепло и защищенность семьи, родительское гнездо, где безопасность и сила, а в красном углу перед иконами — всегда горит лампадка.
