— Отобрать у него деньги! — крикнул Алабердыев.
— Само собой, — Глузач зашарил по карманам Мелентьева, в то время как Лобзов выкручивал тому руки.
— Согласно карточному кодексу, в таких случаях полагается наказание, — сказал Лобзов, мстительно улыбаясь. — Предлагаю трахнуть его в зад. Всем по кругу. Вазелин есть.
— Лучше отобьём почки, — сказал Глузач. — Я до армии работал в милиции и знаю, как это делается. Обмотаю руку тряпкой, постучу легонько минут десять и готово дело. Даже синяка не будет. Всю оставшуюся жизнь пропашет на аптеку.
— Нравится! — заревел Петрусенко. — Это мне нравится!
— Сначала трахнем, а потом отобьём почки, — настаивал Лобзов. — Надолго запомнит этот вечер!
— У меня есть обалденная идея! — Алабердыев даже засмеялся от восторга. — Давайте запрём его в подвале, где стоит гроб с графиней!
— Ха-ха-ха-ха! — захохотал во всю глотку Петрусенко. — Вот это идея так идея!
— А всё-таки отбить ему почку было бы неплохо, — Глузач с силой дал Мелентьеву пинка. — Паскуде такому…
— Пошли! — рявкнул Петрусенко, отталкиваясь от стола. — Эй, Стёшка, подъём! Показывай дорогу. А ты, Алекс, бери свечу, — повернулся он к Глузачу. — Будешь светить. Вперёд, десантный непромокаемый!
Солдаты толпой вывалились в пустынную галерею. Где-то вдали откликнулось разбуженное эхо. Из островерхих окон хлынул блеск молнии, залил пол и стены, и только через несколько секунд после того, как всё померкло, словно бы нехотя прозвучали раскаты грома.
Вояки притихли и ещё теснее сгрудились вокруг Мелентьева и свечи, которую держал Глузач. В их души закрался страх. Даже Петрусенко как будто протрезвел.
Они прошли галерею до конца, спустились по каменным ступеням и оказались в другой галерее, узкой и захламлённой щебнем и мусором.
— Эта, что ли? — спрашивал Петрусенко всякий раз, когда они приближались к какой-нибудь двери.
— Нет, — шёпотом отвечал Стёшин, вытирая пальцами капельки пота на лбу.
Он вглядывался в потёмки, вздрагивал, топтался на месте и продолжал движение только после увесистого толчка в спину, которым награждал его младший сержант.
В нижней галерее царила могильная тишина. Слышался лишь шорох солдатских шагов да временами плаксивое бормотанье Мелентьева:
— Не надо, ребята… Не надо… Чёрт меня попутал… Случайно вышло, клянусь. Десять бутылок горилки поставлю всем…
— А может, правда? — Глузач повернулся к младшему сержанту. — Вдруг его кондрашка хватит в подвале, а нам отвечай. Лучше отобьём почки и дело с концом.
