С каждой убранной в коробку вещью тяжесть вины усиливается, одни и те же вопросы снова и снова прокручиваются в голове.
Не этого ли она хотела? Избавиться от бремени? Все бросить? Всех своих близких? О чем она думала? Удалось бы мне остановить ее будь я дома? Однажды у меня получилось. В тот день, когда она добралась до моста. Но в этот раз меня не оказалось рядом.
Я совершенно уверена, Элла Мэй, что умею летать. Те последние слова, которые она тогда мне сказала, не выходили у меня из головы. Должно быть она и сейчас думала подобным образом. Но почему я не углядела? Почему же я такая плохая дочь?
Почему?
Почему?
Почему?
- Почему ты думала, что умеешь летать, мам? - Шепчу я, сжимая ее колье. - Что творилось в твоей голове?
Уложив колье, я ставлю коробку на разобранную постель, открываю ящик тумбочки и достаю оттуда лекарства, которыми однажды она едва не отравилась. В ту ночь, по словам судмедэксперта, прежде чем перерезать себе запястье, она приняла несколько таблеток.
Не совсем понимая, зачем я это делаю, закидываю две таблетки в рот и проглатываю их, чувствуя необыкновенную близость с ней, когда они скользят по моему горлу и оседают в моем организме.
Таблетки попадают мне в кровь. С чувством легкого головокружения я бреду на кухню помыть посуду. Как-то чудно течет вода. Воздух тоже пахнет странно, витает запах жира и дыма.
Таким она видела мир?
- Я ухожу, - пошатываясь, заплетающимся языком произносит отец, появляясь на кухне.
По локоть в жиру, я лишь киваю в ответ.
- Возможно, сегодня домой не вернусь, просто, чтобы ты знала.
Я через плечо смотрю на него.
- Ладно.
Он задерживается у задней двери, неуклюже натягивая куртку. Отец не был трезв с той ночи, когда умерла мама, и каждый вечер после похорон продолжал напиваться в баре.
- Будь осторожней, - я чувствую потребность сказать ему эти слова.
Он смотрит на меня, словно я его ударила.
- Боже, ты так похожа на нее, - бормочет он, протягивая руку к двери. - Даже смотреть на тебя больно. - Затем выскакивает наружу, хлопая за собой дверью.
Наверное, мне надо бы расплакаться, но, кажется, работа моих слезных желез повредилась в ночь, когда я ее обнаружила.
Да и что сейчас не повреждено.
Закончив мыть посуду, я тащусь наверх в свою комнату, и слова отца эхом раздаются у меня в голове.
Ему больно даже смотреть на меня.
Больно.
Все причиняет боль.
Я стою перед висевшим на стене зеркалом и задумываюсь о том, что может быть он прав. Я очень похожа на нее. Подавшись вперед, я прикасаюсь к своим глазам, которые в ответ прищурившись смотрят на меня. И на короткое мгновение нечто мучительное промелькает на моем лице.
