Как, черт возьми, я пришел от графоманства об одиночестве к художественным текстам о человеке, который был для меня всем?
Я чертовски напуган.
Но вместе с тем возбужден.
- Ты в порядке? - спрашивает Элла с тревогой, заходя в комнату.
Непохоже на то, чтобы внешне что-то изменилось между нами с прошлого вечера. Она по-прежнему спала со мной в одной постели, полностью одетая, оставляя между нашими телами небольшой зазор, хотя каждый раз мой член жаждал сократить это расстояние. Мы просыпались и завтракали, болтали с моей матерью, а потом отправлялись обратно в мою комнату рисовать и писать стихи.
Она пристраивает свой раскрытый блокнот на колени, а я бренчу на гитаре и записываю карандашом мои сумасшедшие стихи. Но слова позволяют мне лишь частично отвлечься. Мой взгляд прикован к ней. Я не могу оторвать глаз от ее неповрежденной руки, смело двигающейся по листу, даже когда она замечает это и вскидывает на меня свои большие красивые зеленые глаза.
Когда я осознал, насколько у нее красивые глаза? И какие у нее стройные длинные ноги? И какой нежной выглядит ее кожа? Как же сильно я хочу дотронуться до ее бархатистой кожи... поцеловать ее губы… укусить ее... увидеть ее руку, ласкающую меня...
Внезапно ее рука останавливается, и Элла откладывает карандаш.
- Миша, в чем дело? - она выпрямляется, сидя на кресле-мешке. - Ты смотришь на меня как на привидение.
Я с трудом отрываюсь от своих черных фантазий и перебираю гитарные струны. Однако ее беспокойство отвлекает меня, и едва ли я могу сосредоточиться на том, что я делаю. С Эллой всегда так: когда она переживает обо мне, она смотрит на меня не отрываясь. Мне даже дышать становится трудно, когда я чувствую на себе ее тревожный взгляд.
Она морщит лоб и опирается на кровать, изучая меня.
- Ты что, под кайфом?
Я кайфую от тебя.
Что же мне теперь делать с этим дерьмом?
Я зажимаю гитару между коленями.
- Нет, с чего ты это взяла?
Она пожимает плечами, расслабляет их и заводит прядь своих рыжеватых волос за ухо. От этого движения мое сердце бьется сильнее, а кровь приливает к ушам.
- Ты выглядишь рассеянным, - заключает Элла, - а еще ты побледнел.
- Когда я под кайфом, я не бледнею. - Я сам пугаюсь слабости своего голоса. Мне всегда легко общаться с девчонками, а сейчас я волнуюсь, как оратор перед большой аудиторией.
- А еще я всегда немножко рассеян, когда работаю над песней, особенно когда близок к ее завершению.
Ведь она о моих чувствах к тебе.
