Ее тело сковала дрожь предвкушения. Еще ни один мужчина не пробуждал в ней таких чувств.
- Черт возьми,- выругался Рэйм, оторвавшись от девушки и хватая свой звонивший телефон.
Запутавшись в своих ощущениях, Елена и не почувствовала механической вибрации. Все вокруг и так слишком дрожало, от внутреннего триумфа. Падать с неба на землю, оказалось очень больно.
Дамиан кивнул ей, и вышел из комнаты. Элен физически ощутила этот разрыв. Подняв с пола свой халатик, она направилась в ванную комнату, закрыв за собой дверь. И уже, оказавшись в полном одиночестве, позволила себе разрыдаться.
Жизнь преподносила ей много неприятных сюрпризов, едва ли ни с самого рождения, и она усвоила одно единственное правило : нельзя никому показывать свою слабость.
Закон пищевой цепи, никто не отменял. Слабый хищник всегда убирает взгляд первым, а травоядным и вовсе суждено всю жизнь провести в бегах. Елена слишком набегалась, и заслужила нишу в обществе, за которую так отчаянно сражалась. Нью-Йорк для бедной иностранной девчонки, был чем-то вроде русской рулетки, когда на кону абсолютно все, что можно представить. Паршивый английский, и милая внешность, в куче с наивностью и огромным доверием ко всему миру, заведомо проигрышные союзники. В нее никто никогда не верил. Елена вступила в эту схватку в полном одиночестве, и сломала этот город пополам, свернув ему шею. Она понимала Рэйма отчасти, понимала, что невозможно оживить то, что давным-давно мертво. Люди не обучены искусству воскрешения. Люди никогда полностью не соответствуют чужим ожиданиям. И не смотря на все внутренние увечья, теперь уже Элен, по праву считала, что нашла свое место, и не просто нашла, а заслужила, в награду за все эти годы неприрывной борьбы за ощущение собственной значимости.
А потом, она встретила Рэйма и "произошла фиксация". Мудренный опытом рассудок, ни на секунду не переставал кричать о том, что это не приведет ни к чему хорошему. Но Елена задавила его, оставляя свое прежнее место, для того чтобы сейчас, здесь, на полу ванной комнаты сидеть и скулить как побитая собака, только из-за того, что теперь, как и двадцать лет назад, ей нет нигде места. Ни в этом городе, ни в этом доме, ни в сердце мужчины, которого она искренне любит. При всем своем приобретенном цинизме, она не могла вспомнить и одного раза, когда так жестоко поступала с кем нибудь из живых людей. Живые люди слишком слабые, она всегда помнила это. Они любят устраивать драмы и бить посуду, любят истерики и длинные игры в клятвы. Элен снова чувствовала себя живой, и это ранило. И самым ужасным было то, что теперь она сама не верила в себя ни капли. Все вернулось в изначальное русло, только теперь на кону стоял не безликий город с миллионами голов, по которым она так отчаянно шагала, а один единственный мужчина, перед которым открывалась пропасть в тысячи миль вниз, и Елена уже сделала этот шаг. Чувствовать себя нужной, - эта практически атрофированная потребность, переросла в холодное оружие, которое держали не те руки.
