— Проходим.
Еще дверь. А за дверью еще одна. Бряцает железо. Но велика Всевышнего сила. И когда сто пятьдесят замков за спиной защелкнулись и ты снова в камере, вдруг — шарх! Шарх!! Шарх!!! Всемогущий ломает все затворы. Открывается окошко, и тянется к тебе дымящаяся миска — хоть баланда, а твоя. И в этот миг знаешь, что Аллах с тобой, не оставил тебя. И славишь, и благодаришь Его, перемалывая осколками зубов пустые скелетики мелкой рыбешки, которой рыбаки бездомных котов кормят. Но этот рыбкин суп сильнее всяких знамений говорит тебе о Всемогущей Милости Его.
Серпы
Я не знал, что так можно бить человека. Бьют. Еще бьют — отъезжаешь. Очнешься — все еще бьют. Выстегнешься — вернешься — опять бьют. Ни одного зуба целого не оставили, гондонье. Что говорить, апартаменты-люкс: войдешь боком — выйдешь раком. А какие ярые были у меня зубы. Сколки месяцев семь отходили. А теперь — лишь бы циркулярка пахала. Какие зубы можно поставить в лагерном подвале за две пачки чая?.. Ну, ничего. Я и этими покусаю, если придется.
Судить на Кавказе не было вариантов: кровная месть, закрытые процессы. Полгода один этап обошелся. Год вместе с Матросской Тишиной. Четверг был этапный день. И когда в 6 утра слышишь «с вещами на выход», хоть последняя клетка да отзовется надеждой — вдруг отпустят…
— Не радуйся — серпы…
Грамотные люди понимающе переглянулись. Что за серпы?..
— Проверить тебя захотят, может, дурак, если страх потерял.
Дурак у меня в штанах, страх мне был незнаком. И все-таки их пустая затея позволила мне тогда одной ногой коснуться земли. Это большое везение, притом что из машины, подхваченный с обеих сторон подлокотниками в мусорской форме, юзом ты залетаешь по месту транспортировки, как жучка в космос, и, не успев вдохнуть городского выхлопа, уже скользишь по кафельному коридору белой стерильной тюрьмы. Серпы, как я узнал вскоре, это погоняло Института Сербского. Судебная психиатрия желала выявить степень моей вменяемости. В Серпах гостю положен санитарный прием. Вшивую тюремную робу с меня содрали и отправили на прожарку. Меня же должна была вымыть специально приставленная старуха по кличке Марго. Система тщательно заботилась, чтобы любое движение, которое невольно обещало приятность, было отравлено чем-то невообразимо мерзким. Я с радостью предвкушал воду, но стоять с голым задом под рентгеном старой овчарки от НКВД меня не увлекало. Марго беззастенчиво намылила мне шляпу.
— Стоит? — и с пристрастием посмотрела прямо в глаза, поверх клубов беломорного дыма.
