История светлых времен (Аквариум в контексте мировой культуры) | страница 27
Само собой, в фольклоре любого народа есть то, что можно назвать нонсенсом. Но в качестве жанра Нонсенс оформляется только в викторианскую эпоху - достаточно благополучную, чтобы занять близлежащий газон и прилечь на беседу ни о чем.
Нонсенс - область чистого ума, как музыка и математика. Это выход на такой круг сознания, где нет уже никакой русской беллетристики, алкоголизма, богоискательства. Где снята сама боль истории. Самые очаровательные создания Кэрролла - Уродина Герцогиня и истеричная Королева, рубящая головы направо-налево как капусту. Английский Нонсенс кристально чист. В нем есть что-то олимпийское. Это странно, потому что Англия - странна плоская.
Джеймс Джойс, ирландец, 15 лет писал свой 900-страничный Нонсенс. Это ужасно притягательная книга, "FINNEGAN'S WAKE", потому что ее написал гений, и пока никто не прочитал. Она абсолютно секретна.
Но его книга не имеет отношения к Поп-культуре. Ее, видимо, прочтет только один человек. И не исключено, что из какого-нибудь российского заштата.
В России эту традицию подхватывают от англичан обэриуты, но учителем Даниила Хармса, помимо Л.Кэрролла и Э.Лира, был Николай Гоголь, самый страшный гений русской культуры. Гоголь же шел от народных корней - и на его первой книге лежит подлинный свет малороссийских карнавалов. Потом Гоголь пошел вниз. Приехав в Петербург, он увидел фантастику этого города - и оставил один всемирно известный фрагмент отключения сознания какого-то чиновника посреди Невского Проспекта - и сам этот Перевернутый Проспект, достаточно по тем временам психоделический. Потом Гоголь стал мучительно писать свой Российский Ад, сохраняя блистательную ясность и виртуозность стиля, однако обратно ему уже с пером в руке было не подняться. Гоголь был великий мастер, породы иконописцев, и ему очень сложно было бросить всю эту хуйню. Он попробовал проповедь, но ничего не получилось - умом не вышел. В конце концов Гоголь бросает в огонь Второй Том Мертвых Душ - и легко отлетает на огненной птице-тройке.
Хармсу было еще тяжелее - он нарвался на коммунистов. Хармс был великий артист, и от него осталось много прекрасных нонсенсов - к его Случаям я бы добавил свой любимый нонсенс под названием Связь, настоящий перл из его сумасшедшего дневника. Детские работы Хармса вполне могли быть переведены и спеты Битлз. Но взрослые работы Хармса, особенно его вещи конца 30-х годов - это чудовищный скрежет этой чистой математики, куда проникают российские кошмары. Хармса тоже можно причислить к Лику Святых наряду с великими русскими поэтами.