Каждое копыто поразило сцену приглушенным ударом барабана. Хотя всадник выглядел обнаженным, Храм быстро заметил ремни над каждым бедром, которые поддерживали овечку. Длинные темные волосы храбры были заплетены спереди
, и никакая улыбка не сломала его точеные черты. На его голой грудине лежал маленький кожаный сумочка на кожаной веревке. Кожаный ремень, сбитый по диагонали по его хорошо развитому сундуку, заставил глаз окунуться в косичку и три стрелы с перьями, выглядывающие через его правое плечо. Он носил бледный лук рога или кости, с двухфутовой,
длинная стрела, вырезанная на веревке, хотя его руки медленно опускали оружие, когда лошадь двигалась к аудитории.
Очень разумный, Храм одобрен. Безопасность перед сенсацией.
Лошадь остановилась в центре. В нем не было уздечки, понял Храм, нет вожжей, нет седла, но был обучен отвечать только на сигналы гонщика.
Какое великолепное существо! подумала она, хотя большинство (менее романтично выжженных) женщин будут применять эту похвалу гонщику, а не ездить.
Лошадь долго держала свое благородное положение, затем повернула голову через плечо и вопросительно усмехнулась. Храм не знал много о лошадях и хлыстах,
но она много знала об исполнителях из зеленого дерева, которые задавались вопросом, «что дальше», будь то простой английский или жалобный конь.
Всадник ничего не сделал. Не так сильно, как двигаться.
Хороший звонок; его стоическое отношение добавилось к тайне и моменту. Шайенн - для Шайенн это было - создал шоу-пробку. Даже Дэнни Доув сидел неподвижно и восторженно,
увлекшись настоящим ожиданием сцены, поскольку все присутствующие были, затаив дыхание, удивляясь, что он - они - сделали?
«Браво», - прошептал Храм. «Но не слишком долгого молока …»
Даже когда она говорила, гонщик двигался. Плоский торс воина сдвинулся влево, словно чтобы спрятаться,
голая левая нога скользнула сбоку вдоль серого живота лошади, лук и стрела указывали вниз, на пол. Каждое движение было таким же элегантным, как и балет, благословенное затяжным; уверенная чувственность, которая только усиливала эффект. Наблюдатель не хотел, чтобы стихотворение замедленного движения человека и лошади закончилось, но знал, что в любой момент -
мокасиновые ноги легко подходили к сцене, потому что лошадь не могла ходить по временной взлетно-посадочной полосе.
Но ожидаемого демонтажа не произошло. Вместо этого тело мужчины продолжало бодать в сторону, как оловянная фигура, пораженная удачным выстрелом в тир. Храм ожидал, что такая фигура вернется и двинется дальше. Это не так.
