Основания девятнадцатого столетия | страница 71



Если взглянуть в глубину, обнаружим, что борьба в государстве, какой бы запутанной она ни казалась, в ко­нечном итоге является борьбой за государство, борьбой между универсализмом и национализмом. Это понимание сильно про­ясняет наше понимание событий, и как только это происходит, из того времени в наше возвращается свет и учит нас яснее, чем обычно, видеть некоторые процессы сегодняшнего мира.

Эти соображения легли в основу плана данной главы. Необ­ходимо только одно замечание.

Римскую империю по праву можно было назвать «мировой империей», orbis romanus, «римский мир» было обычным вы­ражением. Однако, и это, очевидно, заметно, обычно говорили «римский», но не «мир». Потому что если даже оплаченный придворный поэт в погоне за звонким гекзаметром написал так часто цитируемые слова:

Tu regere imperio populos, Romane, memento!

то сделанное даже многими серьезными историками необду­манное предположение, что здесь высказана римская програм­ма, является совершенно необоснованным. Как я говорил во второй главе, политической основной мыслью Древнего Рима было не расширение, но концентрация. Поэтому пустые фразы Вергилия не должны никого обманывать. Исторические собы­тия вынудили Рим распространяться вокруг прочного центра, но и в дни его самого сильного распространения власти, от Траяна до Диоклетиана, всякий внимательный наблюдатель заметит суровое самообладание и самоограничение. В этом тайна римской силы, в этом проявил себя Рим как истинно по­литическая нация среди всех. Но куда эта нация проникает, она уничтожает своеобразие, создает orbis romanus. Ее воздей­ствие вовне нивелирующее. И когда больше не стало римской нации, даже не стало в Риме Цезаря, остался только принцип нивелирования, уничтожения всякого своеобразия как «рим­ского». После этого Церковь насадила поистине универсаль­ную мысль, которую никогда не знал чисто политический Рим.

Именно императоры, в первую очередь Феодосий, создали по­нятие римской церкви, причем им вначале виделся только orbis romanus и лучшая дисциплина. В результате вместо поли­тического принципа выступил религиозный, и если первый по природе ограничен, то последний по природе безграничен. Обращение в христианство было теперь моральной обязанно­стью, так как от нее зависело вечное спасение людей. Границ для такого убеждения не могло быть.>201 С другой стороны, го­сударственной обязанностью была принадлежность римской церкви с исключением всякого иного изображения христиан­ской идеи, это был приказ императора под угрозой строжай­шего наказания. Таким образом, расширилась ранняя, в основ­ном ограниченная римская мысль до мысли универсальной империи, и так как политика представляла собой организм, а Церковь властную идею универсальности, то естественно, что постепенно из империи образовалась теократия и главный свя­щеннослужитель вскоре возложил себе на голову Diadema imperii.