Они не услышали – куда им! – и пьяно заржали, перекидываясь шуточками по поводу моих излишне длинных волос и излишне темных одежд. Слыхали, мол, старший Кронид бабами не интересуется? Так он же сам баба – ни дать ни взять! А знаете, почему его папка проглотил? Просто как увидел такого убогого – ну, куда ж его еще…
От запаха вина, конского пота, от пронзительного плача нимфы затрещала голова. Я развернулся и собрался было вернуться другим путем, но фраза: «А что, Крониды все трусоваты?» – меня остановила.
Один из них вынул меч – то ли испугавшись моего взгляда, то ли решив побахвалиться. Спросил, видел ли я такое в своей шкатулке с вышивкой. Спросил, не боюсь ли я щекотки.
Опустил, с красивым свистом разрезая воздух.
Когда меч опустился, я уже стоял справа от его руки. Вывернул запястье – слегка. Потом движение клинком, шаг, еще движение.
С тем, который хрипел, я покончил третьим ударом, скользнувшим по горлу, заметив про себя, что меч не поет в руках, как Танатов. Швырнул клинок на пол. Убрал ногу подальше от алых брызг.
Нимфа, давясь стынущим в горле криком, попятилась от меня по полу по-крабьи.
– Танат, – услышал я задушенный, безумный шепот. – Танат Жестокосердный…
Всего лишь его ученик.
Не взглянув больше на нее, я вернулся в свои покои. Потом приходил Посейдон, рассказывал, что у Зевса был непростой разговор со старейшиной кентавров: те двое оказались посланцами от каких-то племен. Долго мялся, прежде чем задать явно не свой вопрос.
Разродился.
– Почему ты не повелел им? Почему убил?
Я не понял, о чем он спрашивает. Пожал плечами. Жеребец покряхтел и ушел, впуская Гестию – Гестия бывала у меня часто…
Приносила новости, вроде той, что Гера отбыла в сопровождении какой-то морской титаниды на край света – якобы по настояниям жены брата. Метиде, мол, не понравились взгляды, которые Зевс кидает на новоосвобожденную сестру. Взгляды, которые Зевс кидает на Деметру, видимо, пока всех устраивают. А Деметра почти все время проводит в садах, и Гестии приходится кормить ее силой. Кажется, той удалось вырастить какое-то новое растение, при этом она утверждала, что слышит у себя внутри голос Матери-Геи…
– Аид, – сказала она в другой раз. – Неужели ты думаешь вечно сидеть в углу – и неужели думаешь, что тебе это позволят? Посмотри же… у тебя сестры… братья. Что толку тосковать о заточении в желудке отца?
Я поднял глаза от кубка с нектаром, позволил себе улыбку – редкость, хотя Гестия утверждала, что эта редкость преображает мое лицо.
