Всякий человек есть сын своей эпохи. Большинство людей только детьми своей эпохи и являются. Но цель в том, чтобы преодолеть земное притяжение и стать сыном Вечности. Тогда человек будет принадлежать уже всем эпохам, чудотворно влияя на ход истории. Тихон влияет на нас, поскольку вошел в число молитвенников и за Русскую Землю и за Вселенскую Церковь.
158
Вообще образ Тихона на фоне эпохи одинок и скорбен. Это не образ святости, бодро шагающей в Небесное Царство (такая вряд ли существует, но многим хочется именно такой). Тихон — пример человека, плачущего о себе и других, чуткого и ранимого, измученного окружающей грубостью, вошедшей в привычку. Он человек проницательный и внимательный, ужасающийся повальной беспечности и рассеянности. Как житель затерянного в океане острова, он писал свои книги и бросал их в воду в надежде на сочувствие незнакомого читателя. Сегодня эти книги нужно читать миллионам православных потомков.
Перед смертью ему было видение. Высокая лестница, теряющаяся в облаках и голос: «Взойди!» Он идет, поднимается с трудом и страхом. И уже внизу не видно земли, а вверху все еще не видно конца. Страшно. Но тут множество рук слева и справа начинают поддерживать его и помогать подниматься.
Сон был истолкован так. Лестница ведет в Небесное Царство. А руки — это молитвы людей, которых Тихон учит и назидает. Этими молитвами он в Небесный Рай и войдет. Какое
159
утешение всякому проповеднику! Какое ободрение в трудах! Но теперь Тихон уже достиг цели, и сам может протягивать руку с высоты и помогать подниматься тем, кто взывает о помощи. В день памяти Тихона я буду просить: «Отче Тихоне, моли Бога о мне!» И вы просите.
Преподобный Серафим и медведь
— Жарко. Очень. Еще мухи эти...
Он мотнул головой, и несколько мух отлетели в стороны, но тут же сели опять, кто — на влажный нос, кто — на голову возле глаз.
— Был бы рядом ручей или речка... Стой! Что это пахнет так?
Он встал на задние лапы и с силой втянул в себя воздух. Мед так не пахнет и малина тоже. Это что-то вкуснее и необычнее. Медведь опустился на четыре лапы и пошел на запах, ломая ветки и раздвигая кусты.
На поляне был человек. Маленький и совсем не страшный. Таких людей можно не бо
160
яться. Ни топора, ни ружья в руках у него не было. Руки были немного подняты, и он с кем- то разговаривал, стоя на коленях. С кем — непонятно. На поляне больше никого не было.
— Иисусе, монахов радосте. Иисусе, пресвитеров сладосте. Иисусе, девственных целомудрие. Иисусе, грешников спасение.
