.
Это очень странное заявление: как могло общество, раздираемое многими противоречиями и разделенное несколькими проектами развития, совершить катастрофическую революцию с неизбежной гражданской войной, в едином порыве всей нацией! Всем было очевидно, что эта революция — эпизод в огромном процессе, в котором «все классы и все общественные группы ставят перед собой задачи» вовсе не одинаковые, а даже антагонистические.
Легальный марксист кадет Струве писал (1905 г.): «Понятие социальной революции как теоретическое понятие не только лишено значения и бесцельно, но прямо-таки ложно. Если “социальная революция” должна означать полный переворот социального порядка, то она не может быть в наше время иначе, как в форме продолжительного непрерывного процесса социальных преобразований». Такие рассуждения воспринимались как демагогия.85 М.И. Туган-Барановский, легальный марксист, экономист и кадет, сразу после Февраля 1917 года заявил, что эта революция является не только политической, что доказывали либеральные политики, но и социальной. Это было очевидно!
Кадеты оценивали Февральскую революцию только как политическую, создающую необходимые условия для строительства капитализма и демократии как всенародный проект — без социальных преобразований? Как это можно объяснить? Какой же это проект? Это сразу отшатнуло населения от Временного правительство, ибо люди ждали сдвигов в социальных отношениях, сразу с появлением Временного правительства.
Уже 3 марта 1917 г. Валерий Брюсов написал стихотворение «В мартовские дни». Там сказано:
Приветствую Свободу… Свершился приговор…
Но знаю, не окончен веков упорный спор,
И где-то близко рыщет, прикрыв зрачки, Раздор.
Подавляющее большинство населения ждало, что революция наконец-то разрешит «веков упорный спор», от раздора невмоготу. Для этого требовался общественный договор — о социальных правах и политических. Объявив, что Февральская революция — исключительно политическая, Временное правительство сразу потеряло социальную базу.
В.М. Чернов в своих воспоминаниях позже пишет о кадетах, меньшевиках и эсерах, собравшихся в коалиционном Временном правительстве: «Над всеми над ними тяготела, часто обеспложивая их работу, одна старая и, на мой взгляд, устаревшая догма. Она гласила, что русская революция обречена быть революцией чисто буржуазной и что всякая попытка выйти за эти естественные и неизбежные рамки будет вредной авантюрой… Соглашались на все, только бы не переобременить плеч трудовой социалистической демократии противоестественной ответственностью за власть, которой догма велит оставаться чужой, буржуазной».
