Марсианские рассказы [новая редакция] | страница 8



До форта Экватор оставалось восемь километров, и идти предстояло весь остаток ночи, и это было необычайно и здорово. Фогель ни минуты не жалел, что не проверил перед выездом горючее. Правда, завтра придётся возвращаться за машиной, выслушивать нотацию Пономаренко, но это будет завтра.

Фогель не жалел о случившемся. Он был любителем новых ощущений, и это пристрастие сыграло не последнюю роль в его появлении на Марсе. Его ждало разочарование. Покорители четвёртой планеты мало походили на тот идеал первооткрывателей, который сложился в его сознании в детские годы под влиянием книг о завоевании Дикого Запада.

Осваивать Марс было во сто крат труднее, чем неисследованные области Земли, но ореола романтического героизма не было и в помине. Горячих скакунов заменили мощные вездеходы, фургоны — прочные и уютные купола. Каждый шаг заботливо предусматривался перспективным планом освоения Марса. Романтики план не предусматривал. Поэтому Фогель рассматривал неожиданное приключение как дар судьбы в компенсацию за неоправдавшиеся надежды.

Он вспомнил многочисленные легенды, сложенные о планете, и с внутренним замиранием ждал, что хотя бы одна из них окажется правдой. Нужно только поверить, твердил он про себя, поверить полностью и бесповоротно, и это непременно случится. Совсем недавно Мальцев рассказал ему о Голосе Ветра. На Марсе ветер почти беззвучен, но иногда, самыми длинными и тёмными ночами, он начинает говорить на непонятном и, как утверждают, осмысленном языке. Протяжные слова раздаются, словно падают, откуда-то сверху, и озноб пробирает невольных слушателей до костей от его безжизненности. Голос слышали лишь несколько человек, и, по их единодушному мнению, это было нечто большее, чем простая игра природы. Кто-то пытался записать его на пленку, но запись не получилась, и это послужило поводом для официального заявления о том, что Голос-де явление психического порядка, объясняющееся нервным утомлением. Объяснению никто, кроме неисправимых педантов, не поверил, и легенда осталась, время от времени обрастая подробностями.

Фогель забрался на гребень дюны и остановился перевести дыхание. Идти по податливому песку оказалось нелегко. Ноги налились свинцовой тяжестью и одеревенели. Фогель лёг на спину и расслабился. Чёрное небо казалось таким близким, что его можно было достать лёжа, стоило поднять руку. Фогель так и сделал: он протянул вверх раскрытую ладонь, но ничего не почувствовал, кроме слабого дуновения ветра. «Песок струится сквозь пальцы ветра…» — всплыла в памяти строка полузабытых стихов. Кажется, он произнес её вслух? Фогель прислушался.