фиолетовый и оранжевый не сочетаются. Она завязывает свою левую туфлю таким
образом, что получаются ушки зайца. Пен открывает бананы с другого конца и любит
кушать вареные яйца с тутовым вареньем.
Девочка, которая просыпается и появляется в своем окне ровно в шесть тридцать утра, с
сумасшедшей укладкой после сна, которая пользуется бальзамом для губ с запахом колы и
любит музыку в стиле гранж. Мама для нее отрезает корки с хлеба, сначала с боков и
затем сверху и снизу. Пен использует розовый пластиковый термос каждый день в школе,
несмотря на то, что он весь в трещинах. Она и глазом не моргнет, если компот капнет с
половника, и обязательно оставит пятна на блузке.
Несмотря на все эти знания, ее обкусанные ногти, что-то совершенно новое для меня. Я
беру ее руку, чтобы лучше разглядеть, что она с собой натворила, водя пальцем по
красной ободранной коже там, где должна быть кутикула.
– Ты мой лучший друг, – звук мягкого голоса Пенелопы заставляет меня оторваться от ее
рук и перевести взгляд на голубые очки в оправе в виде звезд. – Я очень счастлива, что
дружу с тобой.
Опять двадцать пять!
***
Мы вбегаем в класс после последнего звонка, прокрадываемся на свои места, пока он все
еще звенит и звук гудит и трещит в коробке динамика, висящего на стене класса. С
улыбкой на лицах, я и Пен прикладываем руки к груди в районе сердца и отдаем честь под
музыку гимна нашей страны. После всех утренних объявлений, мы наконец-то можем
присесть и восстановить дыхание, и Пенелопа меняет роликовые коньки на туфли.
– Вы оба постарались, – говорит миссис Алабастер перед началом переклички.
Пенелопа еще шире улыбается нашему надоевшему инструктору и превращает свои
тусклые шнурки в заячьи ушки. Изгиб с ее губ исчезает, пока она старательно
зашнуровывает обувь. Целый час в классе мы должны выяснять соотношения того-то,
того-то и того-то, а моя лучшая девочка, даже не позаботилась открыть книгу по
математике. Ее голова мирно покоится на руках, и волосы закрывают полностью ее лицо.
Миссис Алабастер это замечает, но не нарушает покой спящей красавицы.
Тридцать минут пробегает перед звонком и у нас есть десятиминутный перерыв. Пен даже
не шевелится, только видно, как она дышит. Я жду, пока все двенадцати парт не опустеют,
чтобы подняться с места.
– Пен, – шепчу я и дотрагиваюсь до ее плеча.
