До нужного адреса добрался довольно быстро. И по счастью подлекарь Рудаков, тот самый, которому никогда не быть профессором, оказался дома. Вообще-то он собирался уже отбыть на гулянье, во дворец к князю Черкасскому.
— Паша, брось. Когда тебе еще такой случай подвернется, чтобы в чьих потрохах покопаться. Выбора-то у него нет. Опять же, лихой, умышлявший убийство. Ну и наконец, ты как медик выполнишь свой долг до конца. Потому как если он и умрет, то ты ему страдания серьезно облегчишь.
— Ох и искуситель ты Ваня, — задумчиво глядя на пациента, уже отправленного в наркотический сон, произнес подлекарь.
— Брось. Ты сам хочешь им заняться.
— Мало ли что я хочу. Тебе-то это зачем?
— Выяснить хочу, кто это на меня указал. А этого ломало так, что он что угодно мог наплести, лишь бы я его мучения прекратил.
— Ты вообще в курсе, что мы нарушаем закон?
— Я нарушаю, не ты. Твое дело маленькое, принесли раненого, ты его обиходил. Я тебя убедил в том, что властям уже сообщил. Словом, вали все на меня.
— Ну хорошо, а с чего ты вообще взял, что у меня получится?
— Во-первых, если у кого и получится, то только у тебя. А во-вторых, мне и нужно-то, чтобы он прожил пару тройку дней.
— Л-ла-адно, — явно желая приступить к операции, произнес Павел. — Только Ваня, ты будешь мне ассистировать. Мои-то санитары в Измайлово.
— Не вопрос. Накинуть на себя есть что?
— Найдем.
Операция прошла удачно. Ну, во всяком случае, на взгляд Ивана. Пулю извлекли, пробитый кишечник зашили, брюшную полость почистили настоем для промывки ран.
Единственно, Карпова едва не вывернуло от вони. Все же, пробитые потроха источают то еще амбре. Но ничего выдержал.
— Ну что, сердешный, помнишь ли что вчера мне говорил?
С нескрываемой иронией, поинтересовался Иван у пришедшего в себя лихого. Тот лежал привязанный к постели, и практически неспособный пошевелиться. Оно и чтобы в бега не подался, и чтобы себе не навредил каким образом.
— П-пить, — с трудом разлепив пересохшие губы, едва выдавил из себя раненый.
— Нельзя тебе пить, лиходей ты наш, — покачав головой, отказал Иван. — Про кабатчика Добрыню, вчера правду сказал? Ты не молчи. Я тебя к лучшему на Москве лекарю снес, он мертвых из могилы поднять способен.
— К чему?
— А к тому, что просто так помереть я тебе не дам. Правду скажешь, вот те крест, если выживешь, отпущу на все четыре стороны. Соврешь, тогда только для дыбы я тебя и сберегаю.
— Про Добрыню правда. Его наводка.
— А про дядю Яшу, что скажешь?
