— Ну, во-первых, у нас с тобой уговор, а я своему слову хозяин, — глядя ей прямо в глаза, и продолжая поглаживать ее волосы, спокойно ответил он. — Во-вторых, нужно быть идиотом, чтобы не опасаться ту, перед кем трясутся именитые бояре. Причем не только Русского царства. Ириша, я похож на идиота?
— Значит, только опасаешься?
— Вот только не надо дуться. Не боюсь же, в самом-то деле. И потом, как бы то ни было, но насчет того, что соскучился, я вовсе не вру. И ты в этом успела убедиться.
— Поду-умаешь. Да я сейчас позову Глашку, и ты с не меньшим задором набросишься на нее. А то и с большим. Она-то чай помоложе будет, — язвительно произнесла княгиня.
— Так. Все. Я пошел, — сдвигая ее в сторону, и собираясь подняться, решительно произнес Иван.
— Куда, — вцепилась в него женщина, но потом тут же сдала обороты, — Ванюша, прости меня. Ну баба я. Обычная баба. И мне как любой, любви хочется. А ты… — Она осеклась с неприкрытой обидой.
— И что мне делать? Врать тебе? Так ведь ты ту ложь распознаешь, а тогда уж тебе станет еще горше. Да еще и меня поставишь в один ряд с той мокрицей Васильчиковым, — оставляя попытку встать, возразил Иван.
Жестоко? Еще как жестоко. И уж тем более учитывая то обстоятельство, что княгиня родила от него дочь. То есть, он для нее точно не проходной персонаж и никогда не станет в один ряд с ее бывшими любовниками.
А еще это рискованно. Ибо страшнее врага чем обиженная женщина, и вообразить себе трудно. Но куда страшнее обманутая женщина. Оно конечно, все зависит от нрава той или иной особы. Однако, Ирину Васильевну отличала решительность. Так что, по сути, у Ивана был выбор только меж двух зол.
— Ладно, герой любовник. Коль скоро ничего другого не остается, тогда уж давай получим то, к чему оба имеем склонность, — говоря это, Хованская потянулась к нему с недвусмысленными поползновениями.
— Побойся бога, Ирина, — сквозь поцелуй, произнес Иван, — не двужильный же я.
— Ты может и нет, а вот твой дружок, вполне, — игриво возразила она.
— Голову бы ему оторвать, — вздохнул парень, и решительно притянул женщину к себе…
Когда они усталые, и разгоряченные, наконец откинулись на мокрые подушки, их желудки практически синхронно выдали характерную трель. А то как же! Голод он ведь разный бывает. И если с одним более или менее они уже разобрались, то иной только еще больше раззадорили. Так что, пришлось подниматься, и дружно перемещаться за столик, предусмотрительно сервированный той самой Глашей, которой Ирина попрекнула было Ивана.
