Черт, и когда уже под наш факультет в основных корпусах универа найдут, выделят аудитории? Как и в прошлом году (хотя нет, судя по расписанию, ныне — и того будет чаще), несколько раз в неделю — наши пары так и приходятся на «общагу». Что не есть, самой оную, жилую. Одно крыло здания отдали под «аудитории»: комнаты — для семинаров, а какой-то огромный зал — под лекционку. И такая «кара» настигла не только переводчиков, но и журналюг (из первых уст да воочию — мне моя подруга Женька (с которой квартиру снимаем напополам) сама не раз здесь на глаза попадалась, да и если что, коль состыковка, то на большой перемене в местном буфете пироги вместе точим) и, конечно же, юристов (куда ж без них, родимых?).
И вот, 30 сентября. Сутки изначально не задались, ознаменовываясь громогласным неформальным названием «День переводчиков». И это в довесок к трем парам после большой перемены (то бишь после полудня) и кураторскому часу опосля, в ведомой нам «аудитории» (опять, наверно, уборка грядет), во всё той же пресловутой общаге… Но мало всего этого. Наша горячо любимая «опекунша», как всегда, «не успела»/«забыла» к нам явиться — вот и сиди теперь, жди, сомневайся в вероятностях и возможностях. Хотя грустить, конечно, по сему поводу… особо никто не стал.
— Ну, что… товарищи-коллеги, — ядовито выдал наш Староста (и кто этого обалдуя избрал?), — ждем положенные пятнадцать минут… — выдержал театральную паузу. А после, с не менее важным видом, нежели его пушок под носом, добил окончательно: — И по домам?
— Может, десять? — коварно улыбнулась мадемуазель Алёна и захлопала коровьими ресницами. — И не по домам, а пошлите бухать… отпразднуем уже нормально! Наш день, как-никак! Наш праздник!
— Я бы рад… — заблеял враз с перепугу влюбленный барашек, — но только… правила…
— По правилам, все час двадцать ждать надо, — не выдержала моя соседка по парте и опрометчиво вклинилась со своей пылкой речью… в планы «бандитского синдиката». Ну, черт возьми, будто первый день на свете существует?! Что за зельц у этой курице в башке?
— Чё ты вякнула? — чуть ли не с разгону к ней Лукьянова. — Какие нахуй час двадцать?! Ты че… ебанулась?! Опять нарываешься?!
В этот раз наша «богиня» уже точно серьезно запыхтела: вот-вот свои острые коготки войдут в кожу, уже млеющей от ужаса, дурехи.
— Че молчишь, Сука? — бешеный рев. — Опять всех подставишь?! КАК ТОГДА?! — руки сжались в кулаки.
— Отвали от нее, — тихо, но твердо. Я.
