А гора Монсеррат... это была отдельная песня... Сначала, поднявшись на гору, долго любовались открывшимися перед глазами великолепными видами с горы, гид сказал, что с вершины видна практически вся область Каталония, а уж шпили горы с как бы надетыми на них шапками... У местных жителей существует легенда, что такие шпили выпиливали сами ангелы золотой пилой, стараясь выпилить корону для Божьей Матери.
Монастырь тоже поразил и снаружи и внутри. До статуи Мадонны - деревянной с потемневшим от времени почти черным ликом, надо было дотронуться рукой и просить все, кроме денег. Девочки его, одна за другой подошли к статуе, и Тонков, помедлив, тоже коснулся Богородицы и истово попросил здоровья и спокойствия его девочкам. А ещё, помявшись, подумал:
-Хотелось бы жену вернуть, чтобы получилась настоящая семья!
Когда же начал петь хор мальчиков, Тонков просто растворился в пении, казалось, его душа парит где-то высоко в небесах и ликует... он стоял, ничего не видя и не слыша, и не замечал, что по его лицу текут слезы...
Алина, тоже замершая при первых звуках чудесного пения, краем глаза уловила мокрое лицо Тонкова и впервые, на удивление, жалко стало ей этого, гадкого когда-то и такого внимательно-предупредительного теперь, мужика
А дочка мысленно истово попросила у Черной Мадонны:
-Пусть папка и мамочка поженятся, и станем мы Тонковы!
Последние дни посвятили морю, много плавали, поднимались на холм Монжуик, с которого открывался прекрасный вид на порт и синеющее, огромное море.
В последний вечер в узких улочках старого города набрели на небольшое кафе... засиделись там до сумерек... рыба на гриле, паэлья, прекрасное вино - Алина расслабилась и просто наслаждалась неожиданно прекрасным отдыхом.
Зазвенели гитарные переборы, и через десять минут все находящиеся в кафе танцевали под зажигательную испанскую мелодию, кто во что горазд, не усидел никто, даже английская пожилая пара не утерпела.
Сонька отрывалась по полной, а Тонков как-то по наитию подхватил Алину и, осторожно обняв, повел её в каком-то самому непонятном танце, боясь, что она вырвется. Но всеобщая атмосфера веселья захватила жену - глаза блестели, улыбка не сходила с её лица, и Тонков четко и пронзительно понял: нет ни до каких других дам-девушек ему дела кроме этой вот - с лукавым взглядом и слегка растрепавшимися волосами - женщины, которую он не разглядел и не удержал по собственной дурости и слепоте.
Что-то сдвинулось в их отношениях с Алиной после Барселоны, на воробьиный скок, но сдвиг был. Алина перестала смотреть на него с явным недоверием, не закрывалась наглухо при его появлении, чаще принимала участие в общих вечерних посиделках. Тонков держал лицо, радуясь про себя такому прогрессу - старался не спугнуть бывшую, и не замечали оба родителя хитрющую физиономию своего ребенка, которая изо дня в день придумывала разные поводы, чтобы родаки оба были возле неё.
