— Я прыгнул на ходу с поезда (с кареты, подумал дон Непо) и бежал, бежал, пока не увидел эту дверь…
— А я из-за землетрясений никогда не закрываю дверь на щеколду… — Насколько богат оттенками реальный, звучащий человеческий голос! Дону Непо даже захотелось повторить свои слова.
— Мне помогла ваша предосторожность…
— Вас везли под арестом?
— Выслеживали…
— За вами гнались?
— Нет… но на всякий случай… бросился к вам, сюда… Простите, вы так крепко спали… мне стоило больших усилий вас разбудить.
— Да, у меня на редкость тяжелая работенка, — вздохнул дон Непо, — и потому сплю днем. Ведь это ужасно — даже совесть грызет, — валяться на койке, когда все работают. Я уже забыл, как спать раздевшись: чувствуешь себя точно больной в госпитале. А если кто увидит, как я сплю одетым, может подумать — и вы тоже, должно быть, подумали обо мне: вот нагрузился до чертиков… Бросил якорь, сказали бы вы. А у меня, признаться, кишки прополоскать нечем, хотя под кроватью много бутылок. Я-то вначале подумал, что вы зашли перехватить у меня глоточек.
— Было бы неплохо…
— И у меня была такая мысль. Очень хотелось пропустить, до смерти хотелось, а дома как на грех нет ни капли. Так откуда вы, говорите, прибыли, дружище?
— С побережья…
— Храбрец, на ходу прыгнуть с поезда…
— А тут, на повороте, он снижает скорость…
— Здесь нет, вы хотите сказать — на Коровьем мосту…
— Как раз оттуда я и иду — по улицам, через пустыри…
— Тогда ваш след уже потеряли…
— Надеюсь…
— Значит, с самого побережья…
— Оттуда…
— Ну, как там? Как дела?
— Здорово. Но все еще может случиться. Рабочие очень недовольны. Надо ждать худшего…
— Это к лучшему…
— Как к лучшему?
— К лучшему. Еще мой дед говаривал — нет ничего хуже, когда люди мирятся со злом…
Неожиданно послышался какой-то шум… Похоже, кто-то крался там, за стеной. Незнакомец и дон Непо обменялись взглядами.
— Ничего, ничего, — успокоил гостя дон Непо, — это чорча моего внука. Должно быть, солнце припекло ее в клетке, вот она и возится, просит выпустить ее. Пойду, с вашего разрешения. Открою. Если мы, старики, вырубленные в старые времена из векового дуба, не позаботимся о птицах и цветах здесь, где сплошной железобетон да железная арматура, — что будет с природой?…
Он вышел, неплотно прикрыв за собой дверь, и заговорил с птицей:
— Иди-ка сюда, а ну иди-ка сюда, хозяюшка!.. Птица с блестящим, длинным, острым и черным, как эбеновое дерево, клювом и такими же черными глазами — этот роскошный траур контрастировал с золотисто-огненными перьями, словно выплавленными из чистого золота — радостно подскочила к дверце клетки.
