Глупый, восхитительный грушевый сидр, я не смогла устоять перед тобой.
Где-то в комнате приглушенно вибрирует мой телефон. Черт, я опаздываю. Сегодня важная встреча, и я поклялась Саммер, что абсолютно точно, без единого сомнения, не посмею опоздать.
Я даже не могу припомнить имя моего соседа, но почти уверена, что он Джим… или Тимоти. Половина лица как–его–там спрятана, и он храпит, находясь в блаженном неведении о моем присутствии. Если бы я могла видеть хоть что-то, то просто собрала бы вещи и пересекла коридор без необходимости здороваться с ним или узнавать его ближе. Ну, во всяком случае, пока неизбежно не наткнулась бы на него в холле, после чего просто завизжала бы и смылась. Но без контактных линз дальность моего обзора составляет примерно пятнадцать сантиметров.
— Просыпайся… — Джим? Тимоти? — …парень, — прокряхтела я, локтем слегка толкая соседа в крепкое плечо. — Проснись и пой! Какой чудесный день, да будет джаз>1. Давай. Время вставать.
Он пробормотал что-то вроде «мммедрбу», схватил меня за руку и положил ее на свое хозяйство, очевидно, надеясь на повторение представления.
Неа, спасибо.
Я убираю руку с его причиндалов и бью соседа по плечу.
Дернувшись, он моргает, словно изумляясь тому, что в его постели реальная женщина. Я кошусь на него. Его мускулистое, тренированное тело выглядит до странности непропорциональным по отношению к его голове. Что за крошечная головешка? Вчера вечером мне, вероятно, она казалась очаровательной. После такого количества выпивки все вокруг кажется очаровательным. Я маскирую свое выражение лица «о чем я, чумного лешего, думала» за широчайшей зевотой.
Приподнимая одеяло, сосед открывает для себя тот факт, что я до сих пор обнажена. Он ухмыляется и скользит ко мне ближе.
— О-о-о, приветики, соседушка Джесс, — произносит он, увлажняя языком свои бледные губы. — Могу я одолжить… чашку сахара?
Он окидывает меня взглядом, после чего щурится и приподнимает губу в полуулыбке. Полагаю, он думает, что эта чарующая и соблазнительная гримаса похожа на предложение, но на самом деле создает впечатление о нем как о мужчине, сдерживающем газы.
Я перекатываюсь на другую сторону кровати.
— Сахар, — хрипит он снова, сияя. — Дошло? Ха-ха. Как эвфемизм? Для секса? Ха-ха. Ха.
Святой Боже. Мои стандарты, давайте посмотрим правде в лицо, и так не слишком высокие, внезапно достигли дна. Сначала Микки Мясник, который был даже не настоящим мясником, потом Руперт, любивший меня лишь потому, что я позволяла ему делать фотографии моих ног, которые он обрабатывал фильтром сепия и выкладывал в «Инстаграм». Теперь вот этот, чье имя ускользает от меня.
