— Как, его опубликовали?
— Нет, но только после изрядных усилий со стороны Марине оберкоммандо. В статье вроде как утверждалось, что среди офицеров негерманских национальностей широко распространены симпатии к итальянцам, а корреспондент выяснил, что у вашей матери было итальянское имя. Ну, тут Гаус встал на дыбы. Впредь, дорогой мой Прохазка, будьте очень, очень осмотрительны, когда беседуете с трюмными крысами вроде герра Шлюссера. Так что мои вам соболезнования насчет «Марии-Терезии».
— Пустяки, герр коммандант — эта побрякушка значит для меня не больше, чем ломтик вареной картошки или почтовая марка за десять галлеров.
Тьерри улыбнулся и подошел ко мне. По пути он прихватил со стола бумажный квадратик, лизнул его и прилепил к моему мундиру. Это была почтовая марка стоимостью в десять галлеров.
— Отлично, Прохазка, именно такой дух ценю я в своих офицерах. Настоящий подводник обменяет любую медаль из Вены на пару сухих носков.
Вечером после награждения нас, Белу Месароша и меня, пригласили на обед на флагмане флота. Как человек, официально лишенный права на почести, злосчастный Бела не получил медали, и на обед его не пригласили. Но я все равно взял его с собой, и все мы, кто там присутствовал, здорово повеселились. Тосты пили по кругу, подошла и наша очередь. Я никогда не был силен говорить, и пока собирался с мыслями, мой старший офицер встал и поднял бокал. По его улыбке я понял, что грядет беда.
— Meine herren, kamaraden,[22] — начал он. — Я хочу провозгласить тост за итальянский броненосный крейсер «Бартоломео Коллеони»… — Тут у меня внутри все похолодело, а лица присутствующих окаменели. — За итальянский крейсер «Бартоломео Коллеони», единственный в истории корабль, потопленный благодаря испусканию кишечных газов!
Город без имени
(Интерлюдия, которая может прийтись не по вкусу тем, кто спешит за сюжетом)
Предполагаю, что у многих из вас, подобно моему юному другу Кевину Скалли, возникает вопрос, какими судьбами мне, чеху из самой что ни на есть Центральной Европы, взбрела в голову мысль стать мореплавателем. Поэтому, с вашего позволения, я попробую объяснить, как так вышло.
Вопреки заявлениям иных местных уроженцев, которых я наслушался в бытность мальчишкой, расположенный на севере Моравии городок Хиршендорф (нас. 9 тыс. жит., окружной центр на реке Верба, развалины замка XIII в., промышл.: пивоварение, выращ. сахарной свеклы, лесопильни, жел. дор. станция – 2 км, рыночный день — среда; гостиница «У Белого Льва» (8 ном., рест.) вовсе не являлся географическим центром Европы. На эту привилегию претендовало немало населенных пунктов — тут, разумеется, все зависит от того, что считать границами Европейского континента. Впрочем, пару дней назад я, забавы ради, попросил сестру Элизабет раздобыть мне школьный атлас, и к изрядному своему удивлению обнаружил, что если принять Исландию за западную оконечность Европы (это мне представляется вполне допустимым), а Мальту — за южную, то проведенные через эти точки линии пересекутся если не строго в месте моего рождения, то в непосредственной близости от него, километрах в двадцати к северо-востоку, на территории так называемой Прусской Силезии.
