– Инвалид! – повторил самому себе Аркаша. – Безногая?! – уточнил он у Краузе. Тон его вдруг резко переменился.
Краузе, удивленный, неуверенно качнулся в сторону.
– Да нет… Как же?! Просто ножки… сухие… не ходят совсем.
Аркаша сердито глянул: бледное лицо девушки еще виднелось из-за занавески. Она напряженно наблюдала за тем, что происходит на улице.
– Значит, инвалидка, – снова повторил Аркаша. – Жаль!
И вдруг захохотал громовым голосом. Как театральный трагик на подмостках провинциального театра. Раскатистые, оглушительные его «ха-ха» взрывообразно сыпались на голову несчастного немца, словно чугунные ядра.
Вслед за Аркашей принялись хохотать и остальные; подсмеиваясь, вторил им тоненьким голоском Валька Воробьев, не очень-то понимая, почему его старшие приятели смеются.
Краузе съежился; ему показалось, что над ним хохочет вся улица. Он попятился прочь. Заметив это его трусливое движение, Валька, сам не зная для чего, взял да и запустил в Краузе снежком.
И ощутил невероятную гордость оттого, что по его, Вальки Воробьева, примеру большой взрослый Кисель подобрал тоже снегу, скатал комок и зашвырнул в спину убегающему Краузе.
– Лупи немчуру, пока не смылся, – отчетливо приказал Аркадий. – Что удумал, враг! Над потомственным дворянином смеяться?!
Гимназисты с хохотом и сноровкой закидали долговязого немца снежками и ледышками. Краузе длинными заячьими скачками метался по улице, уворачиваясь и вздрагивая от рассыпающегося по спине холодного снега, озираясь в нелепом недоумении.
– Да что же вы… Господа! – вскрикивал он. Но мальчишки не остановились, пока не загнали врага в щель. Последним запустил в Краузе увесистой ледышкой Костя; его снаряд почти оглушил немца и расцарапал ему макушку. Обливаясь кровью, бедный часовщик дернул на себя ручку двери и ввалился внутрь своей лавчонки, не смея уже выглянуть наружу.
Проводив врага презрительным взглядом, Аркаша подобрал брошенный перед битвой портфель, поднял его, отряхнул от снега и, ни разу не оглянувшись, спокойно отправился домой. Вслед за ним потянулись и другие гимназисты. Поле боя опустело.
В руках Вальки Воробьева, с восторгом участвовавшего в побоище, еще оставался снежок. Он метнул его, не прицеливаясь, в сторону дома Краузе. Снежок не пролетел и двух шагов. Валька разочарованно свистнул, оглянулся и, увидав, что все уже ушли, побежал за старшими.
Софья Краузе, оцепеневшая от страха возле окна, не скоро пришла в себя.
Очнувшись, открыла глаза…
