Тёмная сторона Москвы | страница 29



У самого капитана состояния серьезного не имелось. И когда дальний родственник, Иван Никифорович, женатый на родной сестре Дарьи Аграфене, познакомил капитана с соседкой, она, тридцатилетняя аппетитная вдовушка, Николаю Андреевичу понравилась. А что?

Женщина в самом соку, хозяйственная, родовитая… Почему бы и не жениться? А уж богатство ее заставляло весьма даже средние достоинства рассматривать с преувеличением, как бы сквозь зрительную трубу: симпатичная супруга – хорошо, ну а богатая – прямо красавица, куда как лучше!

Но после… Насторожила Николая Андреевича атмосфера в доме Дарьи Николаевны. Оба ее сына нежную матушку не любили: дичились и боялись, и это было заметно.

Таких угрюмых детей редко увидишь; казалось, они никому не доверяют. Как два звереныша, мальчишки избегали людей, стараясь не вступать в общение с редкими гостями дома. В семейство Салтыковых вообще мало кто был вхож, в основном только родственники да лица низкого звания, прислуживающие своей помещице мелкие чиновники.

С родственниками общались по необходимости, с чиновниками и священниками – по делу.

Скоропалительно вступив с предполагаемой невестой в излишне близкие отношения, заметил Николай Андреевич в этой внешне приятной набожной женщине черты странные, необъяснимые.

Характером госпожа Салтыкова оказалась тяжела. То, что на людях представлялось застенчивой скромностью, при близком общении обернулось нелюдимой замкнутостью и лицемерием, ревностное боголюбие – истеричностью и склонностью к мистике, женская пылкая горячность – дикими вспышками звериной похоти, отягощенной садистическим сластолюбием.

И была Дарья Николаевна чрезвычайно, не по-женски даже как-то, практична и деловита…

До жути.

Николай Андреевич вздрогнул от воспоминаний.

Припомнились ему лица дворовых людей и прислуги в доме Дарьи: таких запуганных, изможденных лиц нигде, даже в каторжном остроге, не доводилось ему наблюдать. Главное, что удивительно: всегда эти люди в движении, снуют по дому, крутятся, точно белки в колесе, постоянно и непременно при деле. Но ни на одном лице даже случайно улыбка не мелькнет; и тихо, как на погосте: во всей усадьбе ни шороха, ни звука без приказа хозяйки.

Вечно тоскливые глаза, пустые, даже мертвые какие-то. Ровно и не люди это, а тени в Дантовом аду. Томятся в вечном плену, где самим Сатаной утверждено: «Оставь надежду, всяк сюда входящий!»

И посреди этого ада – хозяюшка Дарья Николаевна. Тоже всегда чем-то занятая, деятельная, энергичная…