сказал: «Смерть — восхитительное убежище для усталого человека». Эпиктет
[2] заметил: «Смерть — не что иное, как пугало». По выражению Монтеня
[3], «самые смертельные смерти — наилучшие». Я непременно процитирую эти изречения человеку, которого собираюсь убить, и тогда он не будет так сильно переживать.
Кстати о смерти: если кто-то подстрелит меня вместо того, чтобы подставить себя под мою пулю, кое-что, сделанное мною незадолго до отъезда из Нью-Йорка, тебя потрясет. Мне бы хотелось находиться поблизости, чтобы посмотреть, как ты все это воспримешь. Ты неоднократно заявляла, что никогда не переживала за деньги, они того не заслуживают. Ты также говорила мне, что я всегда произношу сардонические речи,* но у меня не хватить духу действовать сардонически. На этот раз ты посмотришь. Признаюсь, что мне придется умереть, чтобы получить возможность «смеяться последним». Но это будет сардонический смех! Иногда меня берет сомнение, люблю ли я тебя или ненавижу. Эти два чувства трудно разделить. Вспоминай меня в своих сновидениях.
Твой сардонический[4] кавалер,
Карноу.»
Когда я шел к столу, чтобы положить письма под пресс-папье, Кэролайн сказала:
— Я отправляла ему ежедневно по два подробных письма, в общей сложности написала их больше пятидесяти, но он о них даже не упомянул в тех трех, которые я получила от него. Я стараюсь быть объективной в своей оценке, но он сам называл себя эгоистом, и, как мне кажется, так оно и было.
— Не было, а есть, — угрюмо пробормотал Обри, поворачиваясь к Вулфу. — Разве это письмо не доказывает, что он псих?
— Да, он, ээ, колоритная фигура, — согласился Вулф и, обращаясь к Кэролайн, спросил: — Что же он сделал до отъезда из Нью-Йорка на случай своей возможной гибели? Он ведь писал нам, что вы будете сильно потрясены.
Она покачала головой:
— Не знаю, до сих пор не знаю. Естественно, я подумала, что он изменил свое завещание и исключил меня из него. После того, как мне сообщили о его смерти, я показала это письмо поверенному Сидни, Джиму Биибу, и рассказала о моих предположениях. Он согласился, что из письма можно сделать такой вывод. Но, сказал, что насколько ему известно, Сидни оставил завещание без изменений. Очевидно, он просто подшучивал надо мной.
— Не слишком умно, — заметил Вулф. — Не так-то легко лишить жену наследства. Однако, поскольку он не пытался… Что вам известно по поводу сообщения о его смерти?
— Очень немногое из газетной заметки, — ответила Кэролайн, — но Джим Бииб кое-что добавил. Сидни посчитали мертвым и оставили при отступлении на поле, но в действительности он был просто тяжело контужен. Ну и попал в плен. В течение двух лет находился в лагере для военнопленных, потом ему удалось бежать. Он переправился через реку Ялу в Манчжурию. К этому времени он уже умел говорить по-корейски, у него вообще поразительные способности к языкам, приобрел друзей в деревне, носил их одежду, ну и все такое. Вроде бы, но тут я не уверена, даже перенял все их обычаи.
