Андре вряд ли сможет заснуть. О чём он думает сейчас? О том, как примут его дома? Вероятно, он сможет убедить своих домочадцев, что всё в порядке. Или же, он, как сказал настоятель, думает о них, других мальчиках, без исключений посмотревших на его пустующее место, когда они пришли в спальню, как это делали они в студии, в трапезной и в часовне?
Нет, он будет думать о Люсьене, возможно, рассчитывая увидеть его во время рождественских каникул. Быть может, он раздумывает о Жорже, которого встретил в приёмной перед кабинетом настоятеля. Если он понял, что его стихотворение было найдено там, как он объясняет это обстоятельство себе? И есть ли у него основания, чтобы обвинить соседа Люсьена, мальчика, который был так любезен одолжить ему свой носовой платок, когда он поранился? В крайнем случае он сможет упрекнуть его в неосторожности. И если он не понял, каким образом его вирши обнаружились, он должен винить Люсьена и себя, за то, что потеряли их.
Никто не стал чистить зубы перед сном и после того, как воспитатель удалился, никто не стал шептать.
Вдруг Жорж навострил уши; он услышал, как Люсьен тайком плачет в тишине. И эта скорбь расстроила его. Не попытается ли он в эту секунду утешить свою жертву? Не расскажет ли он, ради чести и справедливости, правду? Но тут Люсьен, выбравшись из кровати, встал на колени на коврик рядом с ней. Его плач прекратился; он молился, прижавшись лбом к покрывалу на кровати; его пижама задралась вверх и смялась. Как будто это не произвело на него никакого впечатления, он медленно обернулся, когда Жорж вылез из постели и встал на колени рядом с ним. В течение нескольких секунд они стояли там неподвижно.
Жорж положил руку на плечо друга. У него не хватило мужества разоблачить себя, и он только произнёс:
— Настоятель наказал мне передать тебе, что мы должны прислуживать ему на мессе завтра утром. Это потому, что я разговаривал с ним о тебе и о Святом Тарцизии из приёмной. Он сказал мне, что статую подарила твоя мама, и поэтому ему хочется дать своё благословение нашей дружбе.
Тут Жорж вспомнил, что он пытался отдать дружбу Люсьена и Андре под защиту этого же святого.
То, что он говорил сейчас, казалось ему таким убого–ироничным, как и его намерения тогда.
Люсьен подумал над тем, что сказал Жорж, а затем, убрав волосы со лба, сказал:
— То, что ты сказал мне, подтверждает то, о чём я думал; я только чудом спасся от той же катастрофы, как у Андре. Говорю тебе, должно быть, Бог был основой этого.
