Но постепенно Сэрен сам перестал интересоваться ребенком и вообще всем окружающим. Мысли его отлетали от настоящего все дальше и дальше в прошлое. Марен отлично понимала, что это значит. В его памяти всплывали дни минувшей молодости и даже первые годы детства. Просто удивительно, сколько вспоминал он подробностей из раннего детства, которые до сих пор таились в глубине памяти. Даже не верилось, что человек в состоянии припомнить то, что пережил двух-трех лет от роду. Но это были не выдумки, не пустая болтовня. Из поселка приходили навещать Сэрена люди постарше его и подтверждали каждое его слово. Удивительно было, как он перебирал в памяти все события своей жизни и тотчас же забывал о них и больше не возвращался к ним. Постепенно уходя все дальше и дальше в глубь прошлого и как будто вторично переживая все, он забывал более поздние годы, забывал так основательно, как будто никогда этого и не было.
Порою Марен становилось досадно. Они ведь прожили вместе долгую жизнь и много чего испытали; приятно было бы вспомнить — напоследок, перед разлукой о том или о другом вместе, как бы пережить все это еще разок. Но у Сэрена не было потребности вспоминать об их совместной жизни. Зато сад родного хутора, смытый волнами, когда Сэрену было пять лет, все время занимал его мысли. Он вспоминал, где росло то или другое дерево и какие были на нем плоды.
А когда его памяти уже не хватало, чтобы перенестись назад, в самое раннее детство, он возвращался к дням юности, силою фантазии перевоплощаясь то в пастушонка, то в юнгу.
В сознании Сэрена многое из пережитого смешалось, в тревожных снах ему бессвязно представлялись события его жизни: веселые похождения юности и период тяжелого труда и лишений. То он был в море и крепил парус, собираясь поспорить с бурей, то надрывался, обрабатывая землю. Марен, бодрствуя около него, ужасалась, видя его мучительные усилия медленно, шаг за шагом проследить всю свою жизнь. И, господи прости, чего только не проделывал он в разное время и хорошего и плохого, а Марен-то и знать ни о чем не знала!
Когда кошмар переставал мучить старика, он лежал совсем ослабевший, с каплями пота на лбу. Старые рыбаки заходили проведать Сэрена; их посещение опять вызывало в его памяти пережитое. Сам-то он настолько ослабел, что, сказав несколько слов, умолкал, но другие продолжали беседу, как ни просила их Марен не слишком стараться, — ведь Сэрен долго потом не может успокоиться, лежит и бредит всем этим.
