- Куды? - приподнял лохматую бровь Распутин. - Куды вгонит? - Впрочем, он тут же засмеялся, хотя смех и был невеселый, - Ладно, ладно, не поясняй. Чай тоже по-непонятному гуторить могу. Ан папашка-то тоже не адивот. Он, вишь, какую штуку удумал: шас мы германца-то еще подопрем, а посля папашка хранцузам да англичанишкам - бац! Прямо в лоб: так, мол, и так, давайте-ка, драгоценные, маслом мазанные, сахарной крошкой обсыпанные, по-честному все делить! Кто больше воевал, тому больше и брать! Нам, стал быть, славян, проливы, и денег мешок, а вы уж остальное делите, как вам охота. А коли нет - он с кайзером легко мир, на условиях status quo подпишет. И его величество Вильгельм II легко отдаст Австро-Венгрию и Турцию с Болгарией России на растерзание, лишь бы ему никто не мешал Туманный Альбион и Третью Республику раздавить.
Борис в который раз поразился тому, как легко меняет 'старец Григорий' стиль разговора и лексикон, стоит лишь затронуть серьезную тему.
- И значит дальше воевать? - спросил он серьезно. - А народ-то уже от войны устал. По деревням, поди, уже не один десяток тысяч одноногих, да безруких с фронта вернули. А мужику Константинополь не нужен вовсе: он туда картошку продавать не повезет. И?..
- Дык мужичка-то папашка легко к себе привлечет, - Распутин снова напустил на себя простоватый вид, - 'Синюю бумажку' в зубы - мужик его на руках носить станет!
- Чего в зубы? - совершенно искренне изумился Анненков. - Пять рублей ?
- Э-э, нет, дружок ты мой разлюбезный, - рассмеялся Григорий Ефимович. -Пятишница - она просто 'синенькая'. А синяя бумажка - купчая на землю. Задумал папашка землю у наших толстосумов да всякой титулованной сволочи отобрать, да мужичкам и раздать. И синей бумажкой подкрепить. Все законно, и никто никогда не подкопается и не оспорит. И папашка станет истинным 'хозяином земли Русской', о как!
- Покойником он станет, - покачал головой Борис. - И ни ты, ни я его спасти не сможем. Не защитим. Против всего дворянства нам не выстоять... - Он закурил и хмыкнул, - Бл..., я тебя умнее считал.
- А я и есть умнее, - невесело усмехнулся Распутин. - Я все это папашке-то и обсказал, да только не верит он.
Он вздохнул и посмотрел на Анненкова. Тот пожал плечами и раздавил окурок в серебряной пепельнице:
- С царицей говорить не пробовал? Может, попробовать через нее воздействовать?
- Пробовал, - ответил Григорий Ефимович и качнул головой. - Не помогло. Маму-то напугать несложно, да только она, по слабости своей бабьей, донести ничего толком не может. Папашка ее обнял, погладил да и успокоил. Может, ты попробуешь?
