— Настя?! — Пожилая женщина, видимо, настолько удивилась, что выронила сумку и прижала руки к сердцу. — Девочка моя. Это ты?! — Она бросилась к Насте.
— Я.
Настя даже не подняла глаз. У нее не было сил ни на радость, ни на вежливость. Все, чего ей сейчас хотелось — свернуться клубочком и уснуть прямо здесь, на сухой тряпке, которую тетя Наташа всегда использовала вместо коврика для вытирания ног.
— Что же ты тут делаешь? Тебя же забрали. Как же… — бабушка Аня тяжело опустилась на колени напротив Насти. — Они тебя так искали. Так искали. А никто ничего не мог сказать. Сашка просто с ума сходил.
— Я сбежала, бабушка Аня. Из приюта, — прошептала Настя. — И заблудилась. А где они? Почему никто не открывает?
— Они? — пожилая женщина грустно посмотрела на Настю. — Они уехали, доченька. Уже месяц, как. В Россию.
Уехали. Месяц. Она опоздала на целый месяц…
Настя ощутила, как головная боль сменилась головокружением.
Что же ей теперь делать? Куда идти? Сашка…
— Я не хочу назад. Не вернусь! — отчаянно замотала головой Настя, ощущая ужас и почти физическую боль от того, что рядом нет друга.
Стены подъезда как-то странно закружились вокруг нее, бабушка Аня что-то говорила, но Настя не слышала уже слов. Ей вдруг стало спокойно, ушла боль и чувство голода. Все ушло, кроме отчаяния. А потом в голове стало как-то пусто и темно, и она перестала понимать, что происходит.
* * *
Наше время
Он не помнил, боялся ли так хоть раз в жизни. Нет, наверное, нет. Все его страхи и опасения, чаще всего, были связанны с результатами игр, с возможными итогами трансферов и переговорами между его агентом и владельцами клубов. Страх перед игрой всегда был бурным. Даже не страх, а предвкушение, ожидание и опасения, уверенность в том, что сделаешь все возможное, хоть зубами, но вырвешь победу у противника. Любой ценой будешь добиваться ее.
Это, скорее, было предвкушение игры, пусть и с разумными, допускаемыми сомнениями, а порой, и с вовсе неразумными суеверными приметами. С бешеным бурлением адреналина в крови, и с хладнокровным просчетом вероятных ходов и тактики соперников. Но там, как и почти в любой ситуации в его жизни, все зависело от самого Александра. Его поступки и решения влияли на исход, и он мог управлять своей жизнью.
Сейчас же от него ничего не зависело. Словно бы Александр вновь стал тем тринадцатилетним пацаном, у которого забрали лучшего друга, человечка, который был ему бесценно дорог и жизненно необходим. И теперь, как и тогда Александр не мог ничего сделать, чтобы что-то изменить. Только ждать.
